— А значит, и стипендию можно будет еще больше получить, — проницательно отметила Дарси.
Я посмотрела на соперницу, на ее светлое каре, ясные голубые глаза, уверенную осанку, на лежащую на бедре руку, маникюр, и с завистью подумала, что Дарси, возможно, действительно попадет в Гарвард. Сама она, по крайней мере, уже в это верила.
Химик одобрительно улыбнулся, увидев, что она просекла что к чему.
— Именно. — Он выхватил у меня листовку и ткнул в нее пальцем: — Вы можете работать по одному или в парах, видите?
Опять в парах.
— И тогда надо будет и деньги на двоих делить? — спросил Тристен, щурясь, чтобы разглядеть написанное мелким шрифтом.
— Да, денег тогда будет меньше, но шансов на победу — больше, — отметил мистер Мессершмидт. — Вы, ребята, молодцы, но за эту премию будет сражаться множество талантливых учеников. Две головы в таком случае явно лучше, чем одна. К тому же слава достанется обоим, ее не располовинить.
Он был прав. Возможно, лучше не рисковать и нацелиться на пятнадцать тысяч — что тоже немало. Этого хватило бы на год, если поступить в какой-нибудь расположенный неподалеку университет, например в Катцтауне или Миллерсвилле, и жить дома. Даже если мне будет суждено попасть в университет в Смите, о котором я страшно мечтала, но не очень надеялась, денег хватит надолго.
А Дарси уже переводила взгляд с меня на Тристена, напряженно хмуря брови.
— Извините, ребятки, — сказала она, — но Дарси Грей работает одна.
Как будто хоть кто-то из нас молил ее о помощи.
Я посмотрела на Тристена и уже приготовилась предложить ему, что, может быть — всего лишь может быть, — нам стоит подумать о том, чтобы взяться за это дело вместе. Просто чтобы увеличить свои шансы.
Но прежде чем я смогла из себя это выдавить, он добавил со смехом:
— А Тристен Хайд вообще не работает! — Он сунул листовку в сумку, в которую он, видимо, так же небрежно запихнул и лабораторное руководство, о котором уже позабыл. — По крайней мере, так тяжело пахать он не готов!
Потом и Дарси Грей и Тристен Хайд развернулись и направились на следующий урок. И я снова осталась в стороне.
— Жаль, — протянул мистер Мессершмидт, качая своей стремительно лысеющей головой. — Вы были бы сильной парой.
— Э-э... в смысле!? — поинтересовалась я, аккуратно сворачивая листовку, потом засунула ее в папку с другими бумагами по химии и убрала в рюкзак. Почему учитель пожалел нас, и... кого — нас? Меня с Дарси или Тристеном?
— Я, честно говоря, считал, что Джекел и Хайду было бы интересно поработать в команде, вдвоем бы у вас хорошо получилось, — пояснил он. — Жаль, что Тристена не заинтересовало это предложение.
Я даже не смогла застегнуть рюкзак до конца и вскинула голову.
Джекел и Хайд.
Я, разумеется, поставила наши имена рядом не впервые. В прошлом году, когда Тристен только пришел в нашу школу, ребята начали шутить, будто мы родственные души. Во-первых, это было неприятно, а во-вторых, похоже, никто толком не помнил содержания этого старого романа Роберта Льюиса Стивенсона, «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», который мы когда-то читали на литературе. По сюжету добродушный доктор Генри Джекил изобрел вещество, которое превращало его в злого «мистера Хайда» — бессердечного убийцу. То есть совсем не любовный роман. К счастью, поскольку мы с Тристеном особо не общались, шутка быстро потеряла свою актуальность и утратила смысл, и вскоре я, как и все остальные, перестала видеть какую-либо связь в наших именах.
Так что, когда мистер Мессершмидт сказал о том, что мы могли бы принять участие в этом конкурсе на пару, я впервые за долгое время подумала о том, что Джекел и Хайд снова встречаются — представила нас обоих, в закрытом кабинете отца и подумала про ящик с замком.
Я вдруг вспомнила, что так и не закрыла рюкзак, — мысли мои были далеко-предалеко.
Это когда-нибудь закончится? Лет хотя бы через сто?
Я, Тристен и этот ящик... К которому мне велели даже не прикасаться.
И уж тем более ни в коем случае не открывать.
Джилл, и не думай об этом, — приказала себе я, повесила на плечо рюкзак и действительно забыла обо всем почти так же быстро, как и подумала. Мне сказали не лезть к ящику, и я буду слушаться родителей.
По крайней мере, именно так я и думала до тех пор, пока два дня спустя мама не позвала меня на семейное собрание — хотя от семьи остались мы вдвоем — и не рассказала мне этот неприятный секрет, который до сих пор она от меня скрывала.