Но я, разумеется, не мог этого сделать на глазах у Мессершмидта.
— Может, мама вернулась, — предположила Джилл. Но уверенности в ее голосе не было. Наоборот, я явно почувствовал, что и она заподозрила что-то неладное.
Выглядел дом вполне безобидно. Но все же что-то было не так.
Мессершмидт открыл багажник и предложил:
— Я помогу вам занести вещи. Я снова сжал руку Джилл:
— Подожди здесь, а?
Я поймал на себе взгляд ее чудесных огромных глаз, которые только что очаровали огромную аудиторию так же, как они всегда очаровывали меня. Джилл покачала головой, и ее хвостик запрыгал из стороны в сторону.
— Нет, Тристен. Пойдем вместе.
— Джилл...
— Давайте, — поторапливал Мессершмидт, доставая коробку. — Уже поздно и холодно.
Джилл крепко держала меня за руку, и я понял, что она не отпустит меня одного, как бы я ни настаивал. Она действительно переменилась — и не только потому, что попробовала зелье. В последние недели Джилл Джекел была совершенно мне неподвластна.
— Идемте, — повторил учитель, глядя на дом.
Я отпустил Джилл, взял у Мессершмидта коробку, обошел его и направился к двери.
Джилл
Я была рада, что мистер Мессершмидт пошел с нами. Тристен понял, что что-то не так. И я поняла. Мамы не должно было быть дома. И камин она никогда не разжигала. Это делал только папа.
— Джилл, дай мне ключи, — сказал Тристен, протягивая руку. — Пожалуйста.
Сначала я чуть было не принялась ему возражать… но все же отдала.
Мистер Мессершмидт откашлялся, как будто тоже вдруг почему-то занервничал.
Тристен вставил ключ в замок, открыл дверь, и мы вес вошли внутрь.
И то, что мы там увидели... было даже хуже, чем я ожидала.
Джилл
— Мам? — вскрикнула я. — Что происходит?
— Прости, Джилл, — ответила она дрожащим голосом. Она сидела на диване и дрожала, на коленях у нее стояла чашка. Очень сильно дрожала. — Я не стала тебе рассказывать, что мы встречаемся. Думала, что ты можешь расстроиться... — Ее взгляд резко перескочил на доктора Хайда, стоявшего у камина с кривой, злобной улыбкой на лице. — А потом он вдруг изменился...
— Конечно, люди меняются, — согласился доктор Хайд, отходя от горящего огня. — Да, Тристен? — Его улыбка сменилась сердитым взглядом. — И иногда они просто обязаны стать такими, какими были раньше.
— Бегите и позовите на помощь, — приказал Тристен мистеру Мессершмидту, не сводя глаз с отца. — Быстрее.
Учитель впервые не послушался Тристена.
— Не могу, — ответил он.
— Тогда вызовите полицию по телефону, — рявкнул Тристен, внимательно глядя на доктора Хайда. — Вы не понимаете, что тут происходит. Послушайте меня!
Мистер Мессершмидт пошел к двери, как его и просили, и медленно, но уверенно закрыл ее на засов, так что все мы оказались взаперти.
Тристен резко развернулся:
— Что ты делаешь, дебил?
— Прости, Тристен, — сказал он, съежившись. — Я обязан слушаться твоего отца.
Что? Я уставилась на учителя, ничего не понимая.
— Что тут, черт возьми, происходит? — недовольно спросил Тристен, снова поворачиваясь к отцу. — Откуда ты знаешь Мессершмидта? И что тебе надо от матери Джилл? Ведь это касается только тебя и меня!
Доктор Хайд обошел диван и положил руки маме на плечи, и мне захотелось закричать. У мамы так сильно задрожали руки, что жидкость из чашки пролилась ей на штаны. Я посмотрела на расползающееся пятно и поняла вдруг, что колени у нее связаны. У меня сжалось горло, будто и его перетянули скотчем.
— Милая, не проливай, — сказал он, сжимая мамино плечо.
Руки у него были грубые, спина слегка сгорблена — чудовище наконец сбросило маску. Доктор Хайд сильно изменился внешне — как случилось тогда, в лаборатории, и с Тристеном. Но на этот раз трансформация была полной. Вместо импозантного красавца психиатра появилось невообразимое и совершенно ужасное создание с нечеловеческими глазами.
Кое-что от доктора Хайда осталось: борода, костюм, форма лица. Хотя борода была уже не такая аккуратная, костюм на искривленных плечах смотрелся нелепо, а лицо подурнело. Крючковатый нос, перекошенный рот — отвратительное обиталище испорченной души.
Это... это был кто-то — точнее, что-то — другой. На него было страшно смотреть.