Правда, ракеты в большинстве своем заблудились по пути и не долетели до цели. Десяток солдат, раненных осколками, шесть разбомбленных МиГ-23 и девять ангаров. Все. Запугивали? Или вовсе не умеют воевать?
«Чингачгук — зоркий глаз, — подумал Олег с невеселым сарказмом. — Все понятно — чингачгуков они перебили, вьетнамцев выжгли напалмом, Ирак повергли в хаос… Арабы у них вообще вызывают особенную неприязнь, видимо, из-за теплых взаимоотношений с Израилем… Парадокс или закономерность? Многонациональное государство, куда съезжались бродяги, искатели приключений, беглые уголовники из Европы и Азии, оказалось самым нацистским на поверку. Они отсепарировали всех чужих по принципу «не американец». Хотя и в самом «режиме США» существует внутренний враг — чернокожие, «афроамериканцы». Вот лицемерие — не называть негров неграми, зато относиться к ним как к тем самым неграм, которых везли в кандалах через Атлантику, — не услышали афроамериканцы окрик надзирателя-полицейского, пристрелить, и дело с концом».
Ермилов рисовал в блокноте одному ему понятные схемы и почти не смотрел на экран телевизора, но краем уха слышал разгоравшуюся в студии дискуссию о том, как России поступить с обвинениями в ее адрес, дескать, не контролирует она своего прикормленного Асада.
«Им лучше было бы как с Саддамом Хусейном, когда Россия вынужденно пустила все на самотек! — вздохнул Ермилов, постукивая себя по виску блокнотом. — Самотек — это главное слово, которое характеризует наше житье-бытье девяностых. После начала нового тысячелетия стали пытаться приостановить эту инерцию хаоса, нащупать поводья, которые упустили, и они мотались во все стороны, попадали под колеса несущейся в галопе и в неизвестном направлении нашей страны».
Март, апрель… Ситуацию с химоружием целенаправленно взвинчивали, повышали градус напряженности, обвиняя Асада во всех смертных грехах. И продолжают поддавливать в том же направлении.
Олег выключил телевизор, снова взглянув на часы, и взялся за блокнот. Стал рисовать каракули, вернувшись мыслями к справке.
Основное во всей этой истории, что касается непосредственно работы военной контрразведки, и в частности задачи Ермилова, — пресечь утечку военных секретов — информацию о планировании спецопераций российскими ВКС на территории Сирии.
Когда еще только начинались события в Сирии, Олег с довольно утилитарным интересом собирал кое-какие материалы по ближневосточному вопросу. Он и тогда, и сейчас смотрел на ситуацию под определенным углом. Не столько терроризм его волновал как таковой, сколько последствия этой беды, плоды которой Олег пожинал.
Он позвонил Григорьеву с городского:
— Вадим, ты недавно контактировал с кем-то из Управления по борьбе с терроризмом. Ты еще нахваливал этого человека…
— Ну, — сонно откликнулся Вадим, припоминая. Он наверняка уже задремал у телевизора под шорох газеты, которой укрылся, как пледом. — А, — вспомнил он, но по выработавшейся привычке не называть фамилии по телефону и теперь воздержался, — сведущий парень.
— Парень? — поморщился Ермилов. Он испытывал предубеждение к молодым сотрудникам, считая, что нынче учить не умеют во всех высших заведениях. Да и молодые слишком легкомысленные, полагаются на технику, не владеют навыками работы с большим количеством документов и информацией, во всяком случае, не впитывают ее как губка и не умеют оперировать тем, что у них на руках.
— Ему сорок пять, что ли, — Вадим усмехнулся каким-то своим мыслям. — Он своеобразный. Ты с ним хотел по этой справке обсудить? Я уже вспоминал о нем. Он в доме-два, пожалуй, единственный на данный момент, кто так погружен в тему.
— Они разве у нас сидят? — уточнил Ермилов, имея в виду сотрудников Управления. — Организуй мне завтра с ним встречу.
— Если он в Москве, — Вадим посопел в трубку, видимо, записывая в ежедневник указания Олега.
Ермилов услышал женский голос, выговаривавший что-то Вадиму. Олег невольно представил жену Григорьева — красавицу, бывшую спортсменку, гимнастку, старого черного кота, который любил ложиться на тапочки гостям, и трех дочерей Вадима. Олег знал, что его заместитель уже несколько лет страдает при мысли о том, что они выйдут замуж.
Олег быстро свернул разговор, услышав, что вернулась Люська.
— Ермилов, что ты разлегся? — она заглянула в спальню. Стройная, в бордовом деловом костюме. Свежая, в облаке сладких духов и неиссякаемого энтузиазма. — В гости идем.
— Куда еще на ночь глядя?
— Может, изволите подать вам ночной колпак и ночную вазу? — смерила его возмущенным взглядом Люська.