Олег считал, что эта привычка «обсасывать» ситуацию со всех сторон и прогнозировать, предвидеть последствия от принятия решения, появилась у него не оттого, что ослабли зубы и хватка, а от пришедшей с возрастом мудрости. Еще с института Ермилова держали за тугодума, что, однако, не помешало ему стать старшим следователем Генпрокуратуры РФ по особо важным делам, а теперь начальником отдела в ДВКР.
В течение дня мысли об утренней странноватой встрече с Горюновым отошли на второй план. Но что-то тревожило, маячило на краешке сознания. Поскольку не успевал пообедать где-нибудь в городе, он перекусил в столовой, усевшись за столик так, что видел в открытую дверь лестницу, поглядывал туда непроизвольно, словно ждал кого-то или чего-то, сам не отдавая себе отчет в этом. Наверное, из-за недосказанности в разговоре с Горюновым.
Уже вечером, когда в кабинете стало довольно темно (окна выходили на теневую сторону), Олег зажег верхний свет и, усевшись на диван, на котором приходилось ночевать частенько, подумал, что неплохо бы уже выдвинуться домой.
«Химический Али, Химический Али, — повторял он про себя услышанное от Горюнова. — Как же его звали? Али Хасан аль-Маджид. При чем здесь дядя Саддама Хусейна, который усердствовал во время операции «Анфаль», когда потравили химическим оружием курдов? Это было в 1987 и в 1988 годах. Давненько это произошло. Кровожадный, однако, Горюнов. Но если сыплет курдскими поговорками, он знает этих ребят не понаслышке. Хотя все же странные у него ассоциации».
Олег переместился за письменный стол и, «разбудив» компьютер движением мышки, стал искать в интернете, когда была первая химическая атака в Сирии, реальная или имитированная «Белыми касками».
В интернете порой ему удавалось найти то, что и в открытом доступе-то не должно было находиться. Но косвенные упоминания тех или иных событий, намеки, ссылки одной статьи на другую, а главное, умение легко ориентироваться в огромном потоке информации позволяли ему отыскать нужное без запросов в архив, тем паче интересующие его факты иногда не находились в их архиве и требовалось дополнительное время и санкции.
Ермилов не любил доверять чужому субъективному опыту, если не чувствовал в нем правду или опыт этот не был созвучен его внутренним ощущениям. В случае с Горюновым Ермилов осознавал, что Петр многое знает, но не торопится делиться, и злился, не владея тем же объемом информации.
— Тринадцатый год, — прочел он строки на мониторе компьютера. Дальше читал сосредоточенно, нацепив очки.
«Инициировала расследование в ООН Франция, — размышлял Олег, вчитываясь. — Ну понятно, Сирия их бывшая колония. Два случая якобы химатаки. В провинциях Идлиб и Хомс, в октябре и декабре 2012 года соответственно. А письма в ООН французы отправили только в марте 2013 года. Ясное дело, когда уже не осталось следов — прекурсоров[4] отравляющего вещества. ООН не подтвердило атаки. А в декабре 2013 года ООН сообщала уже о шестнадцати случаях применения химоружия, только семь подтвердились. Стало быть, пошло по нарастающей».
Ермилов вздохнул и поднял трубку внутреннего телефона:
— Вадим, зайди, пожалуйста.
Олег весь день избегал обсуждений утреннего визита Горюнова со своим замом, ожидая колких реплик. Григорьев только внешне вечно сонный, с волооким взглядом, а на язык бывает несдержан. Принципиальный правдоруб.
— Если ты по поводу Сергеева, то я еще не подготовил отчет. Мне кажется, он перестраховывается, ему охота выслужиться — молодой, активный, стремится попасть в центральный аппарат. Они там в НИИ чихнут, а он будет писать целый роман, что этот чих — кодированное сообщение для цэрэушников. Перестраховщик. Но проверить придется, куда там этот младший научный сотрудник ходил. Небось налево.
4
Прекурсор (