С тяжелым чувством Иван Александрович начал разговор с Шорпачевым. Он предложил ему вместе с Василием Афанасьевичем сопровождать в Европу имущество экспедиции, заверил, что по прибытии в Петербург позаботится о его дальнейшей судьбе, поможет получить образование — словом, был ласков и предупредителен. Не без волнения ожидал Иван Александрович, как воспримет все это Борис, до этой минуты считавший себя непременным участником похода. К немалому удивлению Вудрума, молодой человек ничем не проявил своего огорчения.
Теперь Ивана Александровича не оставляло беспокойство при мысли о том, как все это воспримет Александр, как расстанется с Борисом, с которым они за короткий срок стали очень дружны, успели вместе, подчас рискуя жизнью при подводных поисках, добыть так много для экспедиции. Безразличие, проявленное Шорпачевым, резануло впечатлительного и немного сентиментального пожилого человека. Неужели эта неблагодарность, сухость порождены разницей в положении, занимаемом в обществе Вудрумами и этим пареньком? Иван Александрович решил подготовить сына, не дать ему пережить разочарование, которое он и за себя, и за него уже пережил, разговаривая с Борисом. Александр, несмотря на такт и заботливость, проявленные отцом, воспринял весть о необходимости уволить Бориса тяжело и нисколько не изменил своей привязанности к другу. А тот, как всегда, был неунывающим, бойким и веселым. От предложения составить компанию Василию Афанасьевичу он вежливо, но твердо отказался, сославшись на какие-то дела в Макими, и, расставаясь с друзьями, самым приветливым образом размахивал на пристани платком до тех пор, пока неразличимыми стали их лица, пока не скрылся за отрогами гор пароход…
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Поход начался удачно. Видимо, никто не сомневался, что исследователи окончательно покинули Паутоо. Ученые не были уверены, а не следит ли кто-либо за ними на пароходе, но и это обстоятельство не упустил из виду Шираст. Высадка поисковой группы именно на Нересу была намечена не случайно и должна была определить многое. Сойдя с парохода на малолюдном островке, она без труда почувствовала бы за собой слежку.
Маленькой экспедиции, в которую кроме Вудрумов и Шираста входили Плотников и Очаковский, удалось незамеченной пристать к западному берегу Сеунора, откуда начался трудный и столь трагически закончившийся поход.
Джунгли подступали к самой воде. Сплошная, без разрыва, без какого-нибудь видимого лаза стена растительности высотой в десятки метров преграждала путь неискушенному путешественнику. Кажется, шага невозможно сделать в этом чудовищном переплетении безумствующей природы, пробиться через роскошную и зловещую чащу, в которой смешалось все тянущееся к жизни и уже отжившее. Вокруг лесных гигантов, стволы которых уходят куда-то в недосягаемую высь, ярус за ярусом пробиваются к солнцу, к свету пальмы и ротанги, мхи и кустарники. Изобретательность природы здесь демонстрируется с невероятной изощренностью. Растения сплетаются так, что только немалые знания да умение ловко орудовать специальным ножом помогают кое-как пробраться через этот не желающий пускать к себе человека зеленый океан.
Нужно отдать справедливость проводнику Шираста: он, особенно на первых порах, оказался на редкость толковым и знающим. Как только нанятые для похода паутоанцы укрыли лодки в надежном месте, вся процессия во главе с проводником начала довольно успешно двигаться в, казалось, совсем недоступных зарослях.
Первый день пути был очень утомительным, но закончился благополучно: до наступления темноты путешественники выбрались к небольшому ручью и здесь в относительно спокойном месте разбили лагерь и устроились на ночлег.
Утро следующего дня выдалось радостным, путь вдоль ручья показался более легким, чем вчерашнее сражение с неумолимыми и коварными зелеными стражами Сеунора. К полудню прошли намеченную часть дороги и, расположившись на привале, стали обсуждать планы дальнейшего наступления на джунгли. Вот в это-то время и начал впервые беспокоиться проводник, настаивая на том, чтобы поскорее пройти открытый участок дороги, вьющейся вдоль ручья, спрятаться в зарослях и начать подъем в горы. Торопливость его, настойчивое желание уйти от ручья были непонятны ученым, но добиться от него объяснений им не удалось.