Левому движению следует почаще вспоминать о своих истоках. О бескомпромиссности, жажде разрушать и полном презрении ко всему действующему миропорядку.
Советский проект провалился во многом именно потому, что новое общество решили строить не только из старого материала, но и по старым чертежам. Консервативный реванш уничтожил завоевания двадцатых годов, а от написанного в 60-е годы «Морального кодекса строителя коммунизма» уже разит ладаном и тухлятиной. Вместо того чтобы повторно идти на поводу у правых, мы должны воплотить в жизнь самые страшные их кошмары. Не социал-демократическую «толерантность», примиряющую меньшинства и моральное большинство, а настоящую революционную «сверхтолерантность», «ультратолерантность», уничтожающую само понятие морального большинства.
Разрушим эту тюрьму (эпилог)
Одним из символов российского протестного движения стала песня «Стены рухнут» в исполнении группы Аркадий Коц. Припев «Давай разрушим эту тюрьму» превратился в лозунг. В изначальном каталонском варианте песни речь шла не о стенах, лирический герой призывал вырвать из земли кол, на который намотаны цепи (в каталонском языке слова «кол» — estaca — и государство — estat — созвучны). В наших реалиях можно говорить не только о разрушении метафизической тюрьмы, но и о вполне конкретных тюрьмах, в которых в Российской Федерации пребывает более 600 тысяч человек. В Украине — около 150 тысяч, что, учитывая разницу в населении — сопоставимое число. Соотношение количества заключенных на душу населения в несколько раз выше, чем в средней европейской стране, хоть и недотягивает до статистики США. Но дело не только в количестве. Тень тюрьмы годами и десятилетиями влияла и продолжает влиять на все аспекты общественной жизни: от политики до культуры. Целое поколение было взращено на сериалах про «ментов» и «Зону». Президент, желая показать свою близость народу, вворачивает в свою речь слова из криминального сленга. Подростки из небольших городов и спальных районах мегаполисов уже не одно десятилетие пытаются жить по «понятиям», передаваемым более опытными, уже сидевшими товарищами.
Просвещенный обыватель, вздрагивающий от звуков шансона, постоянно требует, чтобы его отгородили от криминальных элементов все более толстыми стенами. Корень зла видится не в самом существовании тюрьмы, а в тех людях, которых она пытается изолировать от общества. В результате, сотни тысяч отверженных не имеют другой альтернативы, кроме как все глубже погружаться в уголовную субкультуру, приумножая тем самым ее роль в обществе. Желание исключить «преступников» из нормальной жизни делает из обособленных людей, по разным причинам нарушивших закон, социальную категорию, которая, в свою очередь начинается самовоспроизводством. Репрессивные органы создают категорию людей, которые не мнят себя вне тюрьмы. Даже самые смелые бунты заключенных, как правило, ограничиваются вполне исполнимыми требованиями, причем находящимися в рамках действующего законодательства: не применять пытки, обеспечить достойные условия проживания и труда, оказывать медицинскую помощь. Но даже эти отнюдь не радикальные требования не всегда встречают поддержку не только обывателя, но и активистов, часто желающих отмежеваться от стигматизированных групп. И уж тем более, никем не ставится под вопрос само право государства распоряжаться жизнью и свободой граждан. Изнутри тюрьмы слышны требования сделать пребывание в ней не столь мучительным, снаружи — призывы ужесточить наказания. Но никто не ставит всерьез вопрос о ликвидации современной постсоветской карательной системы как явления, никто, включая самих заключенных, не отрицает справедливость формулы «вор должен сидеть в тюрьме». И пока мы не изменим эту ситуацию — не стоит ожидать кардинальных перемен в обществе.