Прищурился и посмотрел в ту сторону, откуда приехал. Глаз уже не различал никаких неровностей на горизонте. Машина стоит на бесконечном футбольном поле, подвешенном в мертвой синеве неба.
Он прокрутился на одной ноге и неожиданно, сам того не желая, закричал:
– Алло! Есть здесь кто-нибудь? Алло…
Звуки голоса тут же угасли, не оставив даже намека на эхо.
Леннарт и Улоф послушно передвинули прицеп на несколько метров, убрали белье и сложили кровать – она, благодаря изощренному, противоречащему банальной геометрии пространственному воображению дизайнеров, превратилась в два узких диванчика и стол посередине.
Скромный завтрак: фалунские хрустящие хлебцы, тресковая икра из тюбика и столовый маргарин «Бреготт», совершенно расползшийся в неработающем холодильнике. Баллон с газом пуст, в последние дни они пользовались электроприборами. Но теперь и электричества нет.
Главное – не на чем приготовить кофе. Ни Леннарт, ни Улоф завтраку значения не придавали, чаще всего так и было: сухие хлебцы, что-то из тюбика – икра или плавленый сыр. Вполне достаточно. Но кофе – обязательно. Как же без кофе?
– Развести, что ли, в холодной воде? – Леннарт показал на пакет с молотым кофе.
– Это вряд ли. Был бы растворимый – другая песня.
– А у нас где-то был походный примус? Маленький такой? Или как?
– Где-то был… да я пока что не особенно, чтобы… А ты?
– Да и я нет. Пока жить можно. Но потом…
– Ну да, потом. Как же без кофе?
Леннарт скептически глянул на хлебец. Растаявший «Бреготт» уже подобрался к краю. Вот-вот капнет.
– А что у нас вообще-то в запасе?
– Да вроде так… более или менее. Продержимся несколько дней. Картошки полно.
– Тогда надо искать примус.
– А как же. Не сырую же лопать.
Они замолчали и захрустели своими бутербродами. В царящей вокруг тишине хруст этот казался очень громким и хищным, будто огромный зверь перемалывает челюстями кости своей жертвы.
Поглядели друг на друга, улыбнулись и почти одновременно вытерли губы, увидев сухарные крошки в углу рта у приятеля. Как два коня – стоят в стойле и жуют свой овес из торбы. Разве что кони молоком не запивают.
– Не сказал бы, что положение веселое, – подвел итог Улоф.
– А кто бы сказал. – Леннарт взял тряпочку и аккуратно смел крошки со стола. – Хотя… кто его знает.
И задумался. Улоф терпеливо ждал, пока мысль Леннарта найдет подходящее словесное выражение.
Тот тем временем высыпал крошки в пакет для мусора и повесил тряпку на кран. Оперся спиной о шкафчик, скрестил руки на груди и сказал:
– Как есть, так и есть, вот оно что…
– Это как – так?
– Ты и сам знаешь. Как есть, так есть. Разве что… яснее не стало.
– А… вот ты о чем. Можно и так посмотреть.
– А как еще? Как еще можно посмотреть?
Улоф нахмурился и погрузился в размышления. Это было нелегко: мысли отказывались расти и выстраиваться в систему, поскольку не было отправной точки. Какая может быть отправная точка в пустоте? В конце концов пожал плечами.
– Дай время подумать.
Леннарт достал журналы с кроссвордами и положил на стол перед Улофом. Вместе с газетами на стол легли очки и карандаш. Сам тоже взял журнал, сдвинул очки для чтения на кончик носа и уселся напротив.
Улоф попытался сосредоточиться на макси-кроссворде чуть не на всю страницу, но уже через пару минут сообразил, что хотел сказать. Он посмотрел на Леннарта, мучительно размышляющего над сканвордом пятой ступени, самым трудным.
– А как же коровы?
– Анте и Гунилла справятся, – не поднимая глаз, сказал Леннарт.
– Синтия-15 телиться будет через пару дней.
– Анте справится.
– Думаешь?
– Ну.
Анте – сын Улофа, Гунилла – дочь Леннарта, хотя постороннему могло бы показаться, что наоборот: Леннарт не упускал случая похвалить исполнительность Анте и его умение обращаться с животными, а Улоф превозносил деловую хватку Гуниллы и ее неутомимость.
Не то чтобы Леннарт или Улоф завидовали друг другу до такой степени, что желали бы поменяться детьми, нет. Но Леннарту почему-то легче было хвалить Анте, а Улофу – Гуниллу. Они даже обсудили между собой этот психологический ребус и пришли к обоюдному выводу: нормально, что тут обсуждать. Совершенно естественно. А если даже и не так уж естественно, то изменить положение вещей им не дано.