– Даже речи быть не может, – повторил он и показал на палатку. – Только разобрать эту хреновину – целый день уйдет. И собрать – столько же. К тому же мы, в отличие от вас, уже три недели стоим здесь.
Тип в безобразных очках, типичный ботаник, что-то пробормотал. Дональд уставился на него.
– Повтори!
– Я говорю, ни один из нас не стоит на том же месте, что вчера. Чисто технически.
Дональд повысил голос – так он разговаривал со скользкими субподрядчиками.
– Чисто технически вопрос стоит вот как: попробуйте заставить меня передвинуться. Я, по-моему, ясно объяснил, что это за работа.
Ботаник сразу стушевался. Пожал плечами.
– Просто мысль пришла в голову.
Дональд раскинул руки, будто хотел обнять всех присутствующих.
– Когда закончим, приглашаю всех на пиво. Сюда, в палатку.
Показал знаком Майвор – всё, разговор окончен, – повернулся и пошел к кемперу. Майвор последовала за ним. Когда они отошли на расстояние, на котором никто не мог их слышать, Майвор сказала:
– Почему ты всегда такой настырный?
– Настырный? Ты же сама знаешь, что это за работа – разбирать все это дерьмо. Мебель, стойки… на одних настилах надорвешься.
– Всё так… но ты мог объяснить людям без такого напора. Что за агрессия? И на меня незачем орать.
В палатке Дональд схватил стул, поставил в угол и уселся, скрестив руки на груди.
– Я не на тебя орал, старушка, ты прекрасно знаешь. Они меня просто… я тебе говорю: если кто-то будет нарываться, то…
– То что? Что ты тогда сделаешь, Дональд?
Дональд, не вставая, дотянулся до газового холодильника и достал банку пива.
Отщелкнул замочек, сделал большой глоток и вытер губы.
– Тогда я возьму винтовку.
Майвор уставилась на мужа. Тот с деланым равнодушием кивнул на вход в палатку: вот, дескать, если кто-то явится и начнет нарываться, сама увидишь. Она дождалась, пока он на нее посмотрит.
– Ты взял с собой винтовку?
– Само собой, – Дональд пожал плечами. – Сейчас такие времена… полно проходимцев.
Сделал еще глоток пива, слишком большой: из угла рта на подбородок побежала янтарная струйка.
Майвор не спускала с него глаз.
– Я же не собираюсь никого убивать, старушка, ты же понимаешь. Отпугну – и всех дел.
– Патроны, по крайней мере, вынул?
– Вынул, вынул. Само собой.
– А затвор снял?
– Хватит уже… – Дональд отвернулся, откинул крышку табуретки и достал оттуда транзистор – надо же как-то прервать неприятный допрос.
– Сомневаюсь… – Майвор горько усмехнулась. – Радио… какое там радио… посмотри вокруг.
Но Дональд уже успел нажать кнопку, и тут же выяснилось, что она сомневалась зря. Из старого красного транзистора, купленного лет тридцать назад, полилась музыка. Тува Карсон, «Все уже забыли».
Дональд и Майвор ошеломленно уставились друг на друга. Им сказали, что ни телефоны, ни компьютеры не работают – нет покрытия. И на тебе:
Они вслушивались в слова песни, будто в ней зашифровано какое-то скрытое сообщение. Будто они помогут найти ответ, объяснить их нелепое положение. Ни тот ни другой не были поклонниками Тувы Карсон, а теперь сидели и вслушивались в каждое слово.
Песня закончилась. Они, затаив дыхание, ждали. Вот сейчас прозвучат слова диктора: «Важное сообщение»… «а теперь прослушайте» – или что-то в этом роде. Но Нет – вступительный аккорд к «Твоей мелодии» Сильвии Вретхаммар. И голос самой Сильвии.
Молли и Эмиль решили играть в собак. Довольно долго они были щенками. Катались по полу кемпера, тявкали и притворялись, что дерутся. Наконец Молли взяла в зубы свой сандалик, помотала головой и забросила под диван.
Эмиль заглянул под диван и заскулил. Он же щенок, а щенки боятся темноты.
– Щенку придется достать сандалик.
Эмиль опять заскулил и покачал головой. Молли села на пол и руками изобразила щенячьи лапки.
– Щенок должен принести сандалик. Только невоспитанные и глупые щенки не приносят сандалики.
– Щенок не хочет, – протявкал Эмиль.
– Щенок должен!
– Щенок не хочет!
– Почему это щенок не хочет?
– Потому… потому что… – Эмилю попался на глаза рулон туалетной бумаги. – Потому что он противный и пахнет какашками!
Молли строго на него поглядела, но не выдержала, повалилась на спину и начала хихикать так музыкально, что у Эмиля замерло его маленькое щенячье сердце.