А вдруг я никогда больше вас не увижу?
Может быть, страх этот как-то связан со смертью матери: она умерла неожиданно, Карине не было пятнадцати. Скорее всего, так и есть – внезапная смерть матери. Каждый раз при расставании со Стефаном назойливый внутренний голос шепчет: Последний раз. Я никогда больше тебя не увижу.
Еще подростком она научилась заглушать чувство потери спиртным и наркотиками. Вела, как говорили в старину, рассеянный образ жизни, который едва не свел ее в могилу. Когда, решив сделать последнюю попытку, она через много лет нашла Стефана, потребность в искусственном забвении понемногу исчезла, но грызущее чувство страха осталось. Потери за углом. Они только и ждут, чтобы впиться тебе в горло.
Машины постепенно превратились в ползущих по горизонту насекомых, а потом и совсем исчезли. Она вспомнила последние слова Стефана: Я люблю тебя. Сколько раз она слышала эту мантру. Обычная, стандартная формула… но на этот раз сказана в необычной обстановке. И шепотом.
Я. Люблю. Тебя.
И что? Кто угодно может произнести эти слова. И кому угодно – что там произносить. Набор букв. Ребенок говорит их плюшевому медвежонку, гангстер – своему питбулю. Актер, например, произносит эти слова чуть не каждый день – а на самом деле никого он не любит. У него одна забота – чтобы вышло правдоподобно, так, чтобы зрители подумали: он и впрямь кого-то любит.
Стефан говорит, что меня любит – а что он имеет в виду? Вкладывает ли он такой же смысл, что и она, когда обращается к нему с теми же словами? Что он хочет прожить со мной всю жизнь? Что я удивительный, прекрасный человек, что любовь его с годами будет все нежнее и нежнее?
Может быть. А уверена ли я, когда говорю ему эти три слова, что подразумеваю именно это?..
Карина уставилась в точку, где несколько секунд назад еще был виден их «вольво», несколько раз прошептала: «Я люблю тебя. Я люблю вас», – и прислушалась. Голос не отозвался даже малейшим эхом, звуку было не от чего отразиться. А в душе? Чем отозвались эти слова в ее душе?
В ней что-то изменилось. На секунду показалось, что она больше не существует, что она сама, как и ее голос, растворилась в окружающей пустоте.
Экран навигатора опять внезапно поголубел. На этот раз Петер не стал останавливаться. Опустил стекло и ехал, наслаждаясь внезапно возникшим ароматом легкого спортивного пота пополам с дорогими духами.
Если остановить машину и выйти, его тут же обступят женщины. Они ждут, они готовы по первому же его знаку начать танцевать в волнующем, почти оргастическом ритме.
Но он преодолел искушение и, загипнотизированный монотонным урчанием мотора, задремал. А может, виной тому сознание, что в этой зеленой пустыне все равно ему ничто не грозит – ни ям, ни ухабов, ни опасности столкновения.
Эротические видения во сне еще ярче: все его женщины, не прекращая танца, по очереди отдаются ему со счастливой улыбкой.
Как русалки, вьются они вокруг него в неисчерпаемой синеве однообразного бессолнечного неба…
Синева… синева…
Он вздрогнул и открыл глаза. Экран навигатора по-прежнему был залит голубым свечением. Петер не знал, сколько он спал: три минуты или час. Потряс головой, посмотрел в зеркало заднего вида – ничего. Пустота.
Надо же быть таким идиотом… Карта навигатора, конечно, показывает несуществующие реки и перелески. Но по ней, по крайней мере, можно найти дорогу в лагерь. А притворяющаяся трехмерной стрелка маркера не говорит ему ровным счетом ничего. Он даже не знает, ехал ли он по прямой или крутил руль во сне. Машина вполне могла отклониться от курса и, если он поедет строго назад, может оказаться черт знает где. Еще дальше от лагеря, чем сейчас.
Волнующие ароматы исчезли. К тому же ему показалось, что стало прохладнее.
У Петера сдавило горло. Он заблудился. Было бы солнце, он мог бы хотя бы приблизительно ориентироваться, куда едет: вперед по отношению к исходному пункту, назад или в сторону. А теперь путь назад потерян. И может быть, навсегда. Он уставился на дисплей навигатора – его погасшей путеводной звезды.
Минуточку…
Он пригнулся почти вплотную к экрану. Там еле-еле что-то просвечивало… настолько слабо, что вполне могло быть игрой фантазии или застрявшим на сетчатке фантомом предыдущего изображения – но нет. Перед ним была карта.
Не та, растворившаяся в синеве.
Перед ним была новая карта.
– Малость однообразно, или как?
– Ну.
– Тебя сменить?
– Не стоит… занимайся вешками, Леннарт.