Дзебоев просмотрел документы, сложил их аккуратной стопкой на столе под правую руку. Указав на пергаментный сверток, спросил:
– Это что?
Мышковец сделал шаг вперед:
– Этот предмет в сферах высокого искусства не имеет своего имени! Говорить о нем – «моветон». Так принято. И мы не нарушаем сложившиеся в Вене и в Париже обычаи «бон тона»*! По окончанию наших гастролей подобный презент вашему сиятельству может быть увеличен многократно!
……………………………….
* Франц. – mauvais ton, le bon ton – плохой тон, хороший тон
……………………………….
– Раз так, значит, будем говорить предметно. С кем из градоначальников Одессы и Кишинева вы имели дело?
– В бумагах все указано: в Кишиневе – с его превосходительством губернатором Алексеем Николаевичем Харузиным, в Одессе – с его превосходительством градоначальником Николаем Ивановичем Толмачевым.
Дзебоев снял телефонную трубку:
– Пригласи-ка полковника Солоницына! Павел Петрович? Дзебоев. Гости у нас очень дорогие. Им помочь нужно. И дело непростое, общественного одобрения требует. Прошу использовать мой «Рено». Срочно объехать редакции газет «Асхабадъ» и «Средняя Азия», привезти дежурных журналистов побойчее, директоров синематографа и русского драматического театра, фотографа Минкина. А главное, пригласите Лаппо-Данилевского, он нам очень будет нужен. Но журналистов – в первую очередь. Через тридцать минут чтобы все здесь были! Исполнять.
Улыбнувшись, Дзебоев повернулся к господам «артистам», как он их уже мысленно называл.
– Господа! Прошу за большой стол. Вот бумага, чернила, перья… Прошу написать официальное прошение на имя Начальника Закаспийской области подобное тем, на которых уже стоят визы губернаторов Кишинева и Одессы. Прежде, чем оно ляжет на его стол, мы коллегиально обсудим все вопросы, связанные с предстоящими гастролями вашего варьете.
Вызвал звонком помощника дежурного:
– Чаю нам. Ну, и пряников каких-нибудь.
Пока писалось прошение, поговорили.
– Как скоро можем ожидать приезда труппы, начала представлений? Не будет ли проблем со сценой? Зима – январь, февраль, масленица… Самый сезон! – спросил Дзебоев.
– По получению разрешения – в срок десяти дней. Труппа сейчас заканчивает контракт в Букуреште. А насчет сцены беспокойства нет. По времени наши выступления никогда не совпадают с традиционным началом спектаклей.
– Это как?
– Первое представление – в полночь! Второе – в два пополуночи. Многие зрители покупают билеты и на первое, и на второе представления – программы разные. Свободных мест не бывает. Всегда аншлаг!
– Не тяжело господам артистам? Два представления одно за другим?
Мышковец и Сатурляев дружно рассмеялись.
– Нет, не тяжело, – Мышковец заикался от смеха. – Каждый из них еще в индивидуальном порядке до утра даст представление, а, может, и не одно! От желающих отбоя не будет.
Дзебоев принял написанное прошение, прочел его и положил на свой стол к ранее полученным документам. Спросил:
– Букурешт… Это Бухарест, что ли?
– Ну, да. Не бывали, господин полковник? Румыния! Хоть и мала, и навозом попахивает, но – Европа! Дворцы, шик, культура! – Сатурляев достал портсигар на четыре сигары. – Не уважаете, ваше сиятельство? Гавана! В Асхабаде не купить.
– Нет, я папиросы… В Бухаресте не бывал, как, впрочем и в Париже. Мой французский из Пажеского корпуса. А как вам Берлин, Вена? Там не выступали?
– Если назовём Берлин сказкой, то Вену придется назвать раем! – Сатурляев затянулся «гаваной». – Планируем гастроли в Берлин, потом в Вену по весне, после Асхабада и Ташкента, если здесь получится. В принципе, уже есть договоренности. В Букуреште познакомились на представлении с принцем Пруссии его высочеством Вальтером Николаи. Приглашал…
– Николаи? Кто его не знает. Он поможет…
В дверь постучали. Один за другим входили приглашенные Дзебоевым лица. Здоровались, представлялись. Лаппо-Данилевский без лишних слов сел в дальнем углу рядом с полковником Солоницыным. Минкин разбирал штатив, устанавливал фотоаппарат.
Полковник Дзебоев жестом поднял господ импрессарио из «Сафо Эротик»: