Хирург Илизаров
Мужчина докурил папиросу и, сидя на скамейке, стал вдруг ощупывать место рядом с собой. В глазах его, за минуту до этого спокойных, метнулась тревога.
— Ты что-то потерял? — участливо спросил сосед.
— Да не-ет, — спохватился человек. Смущенно потер лоб, поднялся и, не оглядываясь, ровной, подчеркнуто ровной походкой направился к зданию, над входом которого значилось: «СКБ» Специальное конструкторское бюро. Там, у чертежной доски, — его рабочее место. Он еще долго не мог успокоиться, долго в задумчивости сидел перед чертежным комбайном, не в состоянии отделаться от тревожного и радостного чувства. И мысленно возвращался к тому, кто отнял у него костыли, с которыми он не расставался долгие пятнадцать лет.
Горский мальчик, крепкий, здоровый, неожиданно заболел. Тогда впервые в семью позвали врача. Парнишка ощутил прикосновение прохладной, чуткой руки доктора, увидел его уверенный взгляд и скорее почувствовал, чем понял: доктор вылечит его. А тот неторопливо прослушивал маленького пациента, расспрашивал родителей и потом все так же уверенно пообещал: «Скоро опять будет прыгать».
Поправился больной быстро. С тех пор он проникся глубокой верой во всемогущество людей в белых халатах. Встречаясь, он смотрел на них с благоговением и уважением.
Иные с детства чувствуют свое призвание. Маленький Гавриил не знал такого слова, не слышал. Старшие в семье пасли скот, ходили в лес за вязанками дров, и никто никогда не учился. Какой уж здесь разговор о призвании… И все-таки, когда Гавриил Абрамович рассказывал мне о той поре, я почувствовал, как незабываемо остро помнит он детские годы, свою странно-необъяснимую тягу к профессии врача. Наверное, правду говорят что поэтами и учеными рождаются. Так и он, этот чудесный доктор!
Ему уже за пятьдесят. Пора зрелости и расцвета духовных сил. В день своего рождения, когда со всех концов страны хлынули к нему поздравления и он вновь и вновь припомнил свою жизнь, такую простую и вместе с тем необычную, память вновь возвращала его к тому времени, когда он пас колхозный скот в азербайджанском колхозе и не знал еще ни одной буквы алфавита.
И годы, прикрытые дымкой времени, кажутся ему теперь очень далекими, не совсем понятными. Как это он мог не ходить в школу, когда по возрасту должен был учиться в четвертом классе? И пошел сразу в четвертый. Но до этого с помощью учительницы прошел «курс наук» в объеме трех классов. А потом, после восьмилетки, — рабфак в Дагестане. И опять поступил сразу на второй курс, а через неделю попросился на третий. Занимался порой до двенадцати, до двух часов ночи и вскоре стал отличником. А уже после, окончив рабфак, решил Гавриил осуществить свою давнюю мечту — поступить в медицинский институт. Разве мог он думать тогда, что всего через каких-то десять лет скажет новое слово в мировой хирургии.
ТЕРАПЕВТ — ХИРУРГ — АКУШЕР
В Армавире ждали указаний об эвакуации медицинского института — гитлеровская авиация бомбила город. Видел, как его наставники, до последнего момента надеясь на спасительное чудо, не хотели уезжать в глубь страны. Слышал, как один из профессоров с наивно-отчаянной решимостью воскликнул:
— Что это нас как будто приковали здесь? Бросайте чемоданы, пойдем, а то поздно будет.
Под бомбами и пулеметным огнем «мессершмиттов» вместе с товарищами-студентами он пытался спасти хоть кое-что из самого ценного институтского оборудования и вывезти его из города на грузовике. Воздушной волной его вынесло из кузова машины и ударило о дерево. Удар был несильным. Оглушенный, он дополз до щели, чтобы спрятаться от пуль. Потом были знойные дороги, забитые беженцами, развороченные фашистскими бомбами, были станции, где теснились эшелоны, пока, наконец, они не оказались в Кзыл-Орде.
Начинал учебу на Юге, а после окончания попал в Сибирь. Нет, не просто для южанина привыкнуть к мысли, что надо ехать в злую стужу, да еще в глубокий тыл. Ведь шел тогда сорок четвертый.
Как был в замасленной от разгрузки вагонов фуфайке, в чиненных-перечиненных брюках, так и прибыл молодой врач к месту назначения, в Курганскую область. Его направили на работу главным врачом в районную больницу. А когда подошла осень, сшили ему сибирский полушубок и крепкие яловые сапоги. В таком облачении Илизаров спустя два года ездил в Ленинград на специализацию, и его шутя называли там председателем колхоза.
Главным врачом он числился по штатному расписанию, фактически же ему пришлось быть единственным врачом в районном центре. Неумолимо идет время, и все реже мы вспоминаем о том, какие тяготы перенесли в годы войны те, кто растил хлеб, кто, потеряв кормильца, сухими глазами встречал горькую весть об этом, отдавал последнее, что имел, для фронта. И еще не так часто вспоминаем мы, что неимоверно тяжелая работа, недоедание и огромная усталость вызывали в тылу болезни, а порой здесь вспыхивали и эпидемии. Как не просто, как не легко было врачам сражаться с недугами, пусть даже вдали от линии фронта.