Состояние дежавю усилилось, когда Подлужный в очередной раз переключил телевизор с первой программы на вторую. Здесь как раз стали показывать региональные новости. И в записи репортажа от областного Дома Советов немало изумлённые Алексей с Татьяной увидели Людмилу Михайловну, которая с красным знаменем в руках и с немногочисленными соратниками участвовала в пикете. Эпатажный репортёр охарактеризовал тёщу в качестве «осколка горкома партии», а та успела прокричать в камеру, что правда на их стороне и что народ разгонит «ельцинскую свору».
Не успели огорошенные родственнички «осколка горкома партии» обменяться хотя бы парой слов, как в следующем драматургически славно сработанном телесюжете показали уже Владимира Арсентьевича. И тоже возле Дома Советов. Но уже на фоне российского триколора. И тот, отрекомендованный в качестве недавно назначенного начальника главного планово-экономического управления облисполкома, категорически осудил поведение супруги. Посоветовал телезрителям не принимать всерьёз «женские эмоции». А также пообещал безотлагательно заняться перевоспитанием «своей благоверной».
Сказать, что Татьяна была потрясена телематериалом — ничего не сказать. Алексею было больно смотреть на неё. Он привлёк к себе жену, у которой на глаза выступили слёзы, и поцеловал в висок.
Однако Татьяна быстро взяла себя в руки. Несмотря на поздний час, она принялась по междугородке набирать домашний номер телефона своих родителей. И напрасно муж пытался её вразумить. Фемина, в мозг которой запала идея, — неудержимая субстанция. Минуту спустя, дочь и мать столь темпераментно делились наболевшим, что из детской выскочили заспанные и испуганные Серёжа с Мишуткой.
Главе семейства пришлось успокоить мальчишек и заново убаюкать их. А женщины ещё с полчаса обменивались мнениями по поводу непорядочного поведения Владимира Арсентьевича. Только после этого Татьяна потребовала к телефону отца.
И Серебряков довольно долго и бессловесно выслушивал претензии дочери. Ан его терпение оказалось небеспредельным. И воспитанный доктор наук вскоре возопил в телефонном эфире так, что его ненаучные аргументы стали слышны даже зятю. А затем человек, больше тридцати лет жизни отдавший плановой социалистической экономике, назвал Людмилу Михайловну «коммунистической дурой». И трубкой хлопнул таким образом, что вздремнувший Подлужный подскочил на диване.
Глава вторая
1
Беда пришла, откуда не ждали. К такому безутешному выводу пришли участники совещания, обсуждавшие ход лесозаготовительной кампании и обеспечения сырьём Сылбумзавода. За десять месяцев текущего года лесные предприятия Сылки поставили менее полумиллиона кубометров древесины. Однако и таких объемов завод не переработал. И вовсе не по причине отсутствия производственных мощностей.
— Мы затоварились собственной продукцией, — докладывал присутствующим директор Сылбумзавода Тимкин Владимир Николаевич. — Самая высококачественная в стране бумага не находит сбыта. Госзаказа не стало. Спрос на учебники и вообще на книги упал. Мало того. Запросы на бумагу для вычислительной техники снизились втрое. Вы спросите: почему? Отвечу: да потому, что половина оборонных предприятий, расположенных за пределами России, отказались от неё. А потребности чисто российской оборонки снизились наполовину, так как ей обрезали финансирование.
— Но ведь Солегорский бумкомбинат как-то выкручивается? — подал голос бывший первый секретарь райкома КПСС Майоров, которого на совещание пригласили больше по привычке.
— Козлову проще, — пояснил Владимир Николаевич. — На газетную бумагу спрос тоже снизился, но меньше. Ещё он процентов на пятьдесят перешёл с выработки бумаги, на поставку целлюлозы за границу. Это же грязное производство. И ему целлюлозу даже в Японию, где заботятся об экологии, выгодно поставлять. Наконец, Солегорский бумкомбинат располагается близко к транспортным магистралям. И через Солегорск проходит железная дорога.
— Мы последний раз древесину на завод поставили в сентябре, — вступил в общую беседу директор Вёпсовского лесозаготовительного предприятия Гёте, перешедший с советской работы на хозяйственную. — А оплата до сих пор не поступила.
— Денег нет, — всплеснул руками Тимкин.
— Значит, и леса нет, — сжал могучие кулачищи Гёте. — Погоним его в Солегорск.