Мужчина уже сам спешил подойти.
— Господин, — обратился он к Вилу, — по всему видно, что вы — здесь главный. Не могли ли вы в первую голову опросить меня, вместо того, чтобы с подчинёнными общаться. Мы с Хватом тут уже битых два часа торчим.
Вил свысока поглядел на свидетеля, представился и милостиво разрешил поведать о том, что случилось у склада за номером восемнадцать.
— Мой Хват — пёс с характером, — издалека начал мужчина, представившийся Ло́ддом Ко́джи, тренером по стрельбе из классического артанского лука, — многие недолюбливают эту породу, даже почитают её опасной, а по мне — так не сыскать псов преданнее и надёжнее.
Рика с сомнением поглядела на довольно-таки отвратного вида белёсого зверя с маленькими свинячьими глазками на вытянутой морде и его розоватую шкуру, почти просвечивающую через короткую жёсткую шерсть.
— Соседи боятся Хватушку, а ему и побегать, и повеселиться нужно, — Коджи ласково потрепал своего уродца по голове, — вот выхожу из положения, благо живу неподалёку. Идём сюда, пса с поводка спускаю и даю ему нагоняться от души. Потом снова на поводок, знаем мы законы, знаем! И домой.
— Хорошо, — сдерживая раздражение от неуместной словоохотливости свидетеля, сказал коррехидор, — нам совершенно ясны мотивы владельца бойцовой собаки. Переходите к сути дела.
Коджи кивнул, но начал строго с того самого места, на котором остановился:
— Хват только кажется неповоротливым, а на самом деле — огонь, а не пёс! Как примется носиться по округе, только лапы сверкают. Он у меня, знаете ли, любит своему хозяину, мне то есть, различные презенты носить. Иной раз крыску придушит принесёт, а бывает, найдёт что-нибудь ценное с его собачьей точки зрения и тоже тащит меня порадовать. Полагаю, для него это — такая особая форма собачьей благодарности. Вот и нынче тоже самое произошло: бежит, волокёт что-то большое. Поближе подбежал, я вижу6 в зубах у Хватика женский кожаный сапожок, модненький и почти что новый. Я ещё подумал, что не так уж плохо живётся артанскому люду, что они подобные вещи выкидывать вздумали.
Мужчина выдержал паузу и покачал головой. Было видно, что переходить к дальнейшему повествованию ему тяжко.
— И что же? — поторопил его коррехидор, он не заметил душевных терзаний собеседника и хотел как можно быстрее услышать кульминацию истории.
— Оказалось, — собрался с духом Коджи, — что Хват не пустой сапог притащил, к сапогу ещё и женская нога прилагалась. Пёс положил трофей к моим ногам и за брючину ухватил, рычит, поскуливает и тащит куда-то. оказалось, что вон в том складе — рука показала на полуотвалившиеся дощатые двери с облезшим номером восемнадцать, — там и ещё кое-что от женщины оставалось. Точнее, много всякого, только то, что я там увидел, ещё долго мне с самых страшных кошмарах сниться станет. Почему на складе такие большие окошки! Было бы темнее — я бы гораздо меньше отвратительных подробностей разглядеть сумел.
Мужчину передёрнуло. Он попытался сглотнуть, потом плюнул в сторону тягучей слюной, какая нередко предвещает приступ тошноты.
— После этого я вышел на улицу, дошёл до ближайшей лавки и попросил владельца послать сынишку в коррехидорию с запиской о страшной находке. Потом приехали ваши подчинённые, я им всё обсказал, но они велели дожидаться вас. Дождался и вам всё повторил. Теперь-то хоть отпустите?
— Отпущу, — сказал коррехидор, — а завтра до обеда попрошу зайти в коррехидорию и подписать показания.
Хотя Вилохэд и употребил слово: «попрошу», но весь тон четвёртого сына Дубового клана словно предупреждал о нехороших последствиях пренебрежения его простой просьбой. Преподаватель по классической стрельбе из долгого лука поклонился и заверил, что завтра поутру непременно явится и подпишет все необходимые бумаги.
После чего он был отпущен с миром. Его пёс постарался обойти чародейку на всю длину своего поводка, поджимал хвост и всячески демонстрировал полнейшее нежелание даже на шаг приблизиться к посвящённой богу смерти. Рика подумала, что амулет, который она носила постоянно, он подавлял ауру бога смерти, по всей видимости плоховато действует на собак.
Внутри склада под номером восемнадцать пахло кровью и смертью. Лучи заходящего солнца, проникающие через остовы решёток на окнах, окрашивали в весёленький золотистый оттенок загаженный пол, где среди битого кирпича и непонятного происхождения склянок, валявшихся вперемешку с мусором, на сравнительно расчищенном от всего этого безобразия месте лежали женские останки. Вил вздохнул и отвёл глаза, ему потребовалось сделать несколько глубоких вздохов, прежде чем хватило духу поглядеть на то, что ещё несколько дней назад смеялось, ходило, разговаривало, а теперь лежало мясной кучей на земляном полу склада номер восемнадцать.
Рика же с привычным хладнокровием наколдовала на руках защитную плёнку, вызвала из духовного плана фамильяра-Таму и приступила к осмотру тела. С одного взгляда ей стало понятно, что здесь поработал тот же самый преступник, что и доходном доме. Хотя после него труп пытались съесть. Живот и органы брюшной полости помимо привычных хирургически точных порезов носили следы острых зубов, которые по размеру и характерному прикусу вполне могли принадлежать жрунам. Жруны успели объесть нижнюю часть живота, успели полакомиться суставами ног (поэтому-то любимый пёсик и принёс своему хозяину кусочек стройной женской ножки прямо в сапоге), вгрызлись в мышцы бёдер, но вот потом…
— Что скажете на этот раз? — коррехидор заставил себя посмотреть на тело.
— Убийство с последующим поеданием жрунами, — заявила чародейка, — почерк преступника тот же самый. Порезы схожие, смертельный удар также приходится на проекцию четвёртого ребра с левой стороны грудной клетки. Жертве на мой взгляд в районе двадцати лет, — чародейка приподняла веко убитой, — и она страдала содружественным косоглазием. Не сильным, но вполне заметным. Это может помочь установить её личность. И ещё, — Рика раздвинула остатки ног, — женщина была изнасилована и весьма грубо.
— На мой взгляд, — Вилохэд уже совершенно овладел собой, дурнота отступила, сменившись сугубо профессиональным интересом, — есть существенные отличия от первого убийства.
— Естественно, — усмехнулась чародейка, — здесь нет кровати.
— Смешно. Но я о другом: как убийца заставил жертву лежать смирно на полу, пока он насиловал и резал свою жертву? Взгляните, — он указал на кисть руки, носившую следы пиршества жрунов, — следы веревки. Значит, жертва была связана и обездвижена. Полагаю, верёвка от связанных рук шла вон к той скобе на стене.
— Ну и что? — пожала плечами чародейка, — на улице Белых тополей проститутку привязывали к кровати. Здесь то же самое, похоже мы, действительно, имеем дело с серийным убийцей.
— Отнюдь, не то же самое, — покачал головой коррехидор, — здесь убийца после смерти развязал жертву и унёс верёвку с собой, а в первом случае — оставил на месте. Помните, вы ещё определили мудрёные морские узлы?
— Не мудрёные, а одни из самых несложных. Но вот сама верёвка, — Рика повернула руку девушки с излюбленным в среде девиц лёгкого поведения красно-золотым маникюром и посмотрела на синяки, оставшиеся после связывания, — кто знает! Может, убийца не хочет привлекать к себе излишнего внимания, закупаясь верёвкой всякий раз, когда идёт на дело? Или в первый раз его спугнули, и он предпочёл унести ноги. Меня интересует другое. Куда делись жруны, и почему они не доели сво? Вы ведь в курсе, что этих наглых тварей, живущих одновременно в двух планах: духовном и материальном, просто так от добычи не отвадишь. Даже если спугнуть, они всё равно возвращаются назад до тех пор, пока не сожрут всё, что кажется им вкусным до конца. В нашем же случае они съели на удивление мало. Мне кажется, убийца рассчитывал именно на то, что жруны уничтожат все остатки его преступления.
— Собака. Их прогнал Хват. Может же бойцовская собака спугнуть жрунов?
— Конечно же, нет. Если бы тут орудовали жруны, Хват сюда даже бы и не сунулся. Здесь что-то иное. Видите, и Тама притихла.