Хьюз остановил их беззвучным сигналом и оглянулся. Кросс в ответ кивнул. Бэбкок сделал то же самое.
Они вошли в Иран.
Они двигались гуськом вдоль покрытого снегом гранитного гребня. В сером небе завывал ветер, по небу перемещались облака, тяжело груженные снегом, которого и так было много вокруг. Лицо Кросса замерзло — несмотря на шапочку, из которой виднелись только губы, ноздри и очки, защищавшие глаза от острых осколков льда, несомых ветром прямо в лицо. Правой рукой он сжимал ложе автомата.
Эйб принял руководство группой, когда они вошли на территорию Ирана. Кросс считал эту формальность глупой, так как Хьюз лучше, чем кто-либо из них разбирался в здешней географии. Но Хьюз шел примерно в десяти метрах от него, и Кросс предполагал, что если он поведет группу не в том направлении. — Хьюз немедленно исправит его.
Последним в этой маленькой колонне был Бэбкок.
Кросс доверял способностям обоих напарников как своим собственным, а что касается Хьюза, то больше, чем своим.
Они опоздали на встречу с отрядом “Народного Муджахедина”, и Кросс решил, что они пойдут дальше места встречи, которое было определено, чтобы, по возможности, перехватить их.
Кросс решил, что если в течение часа они не встретят партизан, то значит народные муджахедины не придут. Тогда он найдет самый короткий маршрут из Ирана, минуя Армению. Еще он решил, что найдет бутылку виски и хорошенько выпьет.
Кросс откатил рукав парки и маскировочного халата и посмотрел на циферблат “Ролекса”. Стекло мгновенно запотело от перемены температуры. Он протер его перчаткой. Сорок пять минут из отведенного на переход часа уже прошло. Эйб беззвучно выругался. Дыхание превращалось в пар у самых губ.
Гряда, вдоль которой они шли, окаймляла долину. Когда Кросс посмотрел вниз, дно долины показалось невероятно, глубоко внизу. Скалы, не покрытые снегом, были одного цвета с серым небом. Он продолжал идти.
Как пианист, он всегда гордился своим почти абсолютным слухом. Не один раз еще в колледже он садился за только что настроенный для концерта рояль и говорил, что он неточно настроен. После проверки оказывалось, что он прав.
Его слух оставался исключительным несмотря на огромное количество выстрелов, произведенных им за эти годы. А когда он работал на задворках мира во время службы в спецвойсках, он научился слушать ритмы окружавшей его среды также, как когда-то слушал расстроенный рояль.
И сейчас эти ритмы каким-то образом изменились. Кросс поднял левую руку, просигналив остановку. Правая рука была на автомате. Он скомандовал укрыться и не подумал даже посмотреть назад, так, как знал, что его поняли и сделали все как нужно. Недалеко от Кросса была У-образная расщелина, расположенная между двумя огромными кусками гранита, и он бросился туда, на ходу снимая автомат с предохранителя. Значительным преимуществом его “Эйч-Кей” было то, что с ним можно было передвигаться, имея патрон в патроннике, если этого требовала тактическая обстановка, и он всегда был готов произвести мгновенно первый выстрел без предательского звука передергиваемого затвора.
Приклад, он не трогал, но был готов в любой момент выдвинуть его.
Теперь звук стал более отчетливым. Это был звук движущихся вооруженных людей. Кросс на мгновение оглянулся. Вдоль гряды не было видно ни Хьюза, ни Бэбкока. Все выполнено должным образом.
Звуки стали еще отчетливее. Кроссу показалось, что он слышит сдавленный шепот. Если это маленький отряд, он будет действовать, как было отрепетировано: подождет, пока пройдет последний человек, и, если понадобится, откроет огонь.
Если это был отряд противника, двигавшийся в метрах тридцати впереди вдоль гряды, Кросс искренне надеялся, что остальные находятся достаточно далеко. Чем дальше, тем лучше.
Кросс ждал.
Бряцание оружия стало громче на фоне звуков дыхания и хруста сминаемого снега.
Палец Кросса был на предохранительной дужке спускового крючка, когда он увидел первого человека, одетого в белый маскировочный халат, с автоматом под мышкой, который он держал за пистолетную рукоятку.
Это могло кончиться очень плохо и очень быстро. И он принял решение.
Кросс выкрикнул условную фразу в холодный воздух между ним и первым человеком:
— Свобода или смерть!
Человек резко повернулся в его сторону, ствол автомата взвился вверх, но голос из конца колонны отозвался:
— Смерть раньше бесчестия!
Кросс бессознательно глубже втиснулся в У-образную щель скалы, откинул приклад, и палец переместился внутрь предохранительной скобы, на спусковой крючок.
Это была реакция на выживание, и он удивился, что она у него еще сохранилась. И эта мысль принесла ему облегчение.
После слишком затянувшейся паузы Кросс выкрикнул следующую фразу пароля:
— Мы пришли сделать то, что должно быть сделано.
Тишина. Оставшиеся бойцы отряда появились из-за скалы, за которой он нашел укрытие. Кросс бросил взгляд вправо и назад вдоль гряды. Он видел теперь Бэбкока и Хьюза. Их автоматы были готовы отражать атаку.
Самый маленький из отряда “Народный Муджахедин” пробирался по снегу к Кроссу.
— Ты сильно рискуешь, американец.
Это был голос женщины. Рукой в перчатке был отброшен капюшон парки, очки сдвинуты вниз на шею, лыжная темно-синяя шапочка открыла лицо. Чернью волосы волнами рассыпались по ее плечам. Она была красива. Молодая.
— Меня зовут Ирания, — сказала она чувственным голосом.
Кросс откинулся на скалу, палец поставил автомат на предохранитель.
Американцы узнали, что снежная лавина перекрыла дорогу, по которой должен был ехать отряд “Народного Муджахедина”, поэтому пришлось идти пешком, и произошла задержка. Хотя никто из партизан не говорил по-английски так правильно или с таким красивым акцентом, как женщина Ирания, тем не менее все говорили достаточно свободно. Теперь они все шли парами по следам к машине, оставленной под охраной у того места, где дорога стала для нее непроходимой.
Кросс шел рядом с женщиной. Она была командиром группы.
Немного погодя, Кросс спросил:
— Почему тебя назвали Ирания?
— Мои родители были большими патриотами, — ответила она, — Мы жили в Англии и они захотели, чтобы я всегда помнила, откуда я. И вот я Ирания. Как зовут тебя?
— Эйб Кросс.
— Как ты узнал, что мы те, кто есть?
— Ты имеешь ввиду — до того, как я сказал пароль?
— Да, — кивнула она.
— По следам вашего человека, который шел в авангарде. Он не оставлял никакого рисунка, а значит обувь была сильно изношена.
— Но правительственные войска тоже носят поношенную обувь. Война с Ираком не оставляет денег в военном бюджете ни на что, кроме оружия, боеприпасов и топлива.
— Да, но это очень далеко от Ирака, а “Джи-3” у вашего человека оказалась совсем новой. Новое лучшее оружие не выдается замыкающим. И, возвращаясь к ботинкам: на них нет каблуков. На ботинки, которые носят в иранской армии, нельзя набить каблуки, как это делают в армии США, поэтому каблуки нельзя оторвать. Счастливая догадка, — добавил он.
— Вы или очень умный, или очень удачливый. Правда.
— Умный, но и скромный. Что делает в этой войне с плохими парнями такая красивая девушка, как вы?
Она почти остановилась. Кросс почувствовал ее руку у своего локтя, но потом она ускорила шаг.
— Вы имеете представление о том, что такое жизнь современной женщины в Иране?
— С накидками с головы до пят, которые вас заставляют носить религиозные лидеры? Это помогает сэкономить на гардеробе?
— Это чадра. Но это не просто тело и лицо, которые нужно прятать согласно декретам аятоллы Хомейни. Это также интеллект. Душа. Если бы я была мужчиной, может, и не пошла бы воевать. Как женщина я не имею выбора. А теперь нам нужно идти тихо. В этом районе бывают правительственные патрули. Мы никого не видели, но это ничего не значит.