Воронецкая стремительно и ловко удаляла чуждые фрагменты, пользуясь чем-то вроде раскалённых игл-скальпелей, в которые собрала часть собственной тонкой энергии. Сергиевский наблюдал, удерживая душу при теле и осторожно пытаясь вернуть на место её органы. Повреждения были чудовищные, невозможным казалось восстановить целостность без множественного протезирования, но Даниль готов был поручиться, что Ворона ни в чём не уступит Ящеру. Если тот способен полностью заменить человеку базисную карму, то и она сумеет запустить регенерацию любой пострадавшей области.
Он не помнил, сколько это продолжалось — отказало чувство времени. Поначалу было легко, потом Даниль поднапрягся и мобилизовал резервы, потом — держался из гордости и потому, что рядом, не покладая рук, работала Ворона, ещё позже — вовсе непонятно на чём держался. Операция могла занять и час, и четыре, и восемь… но скорее, час или около, потому что, когда Ворона отдёрнула шторы, за окнами оказалось так же светло.
Сергиевский влез обратно в тело и лежал в нём трупом. Решительно не находилось сил подняться с ковра, но Даниль оправдывал себя тем, что не занимается хирургической практикой, а нет опыта — нет выносливости. Странно было видеть Ворону, двигавшуюся настолько медленно… Она зябко укуталась в шаль и задремала в своём кресле с высокой спинкой. «Встань, — укорил себя Даниль, — чайник включи, балда… хоть бутерброд принеси даме».
Надя спала. Злокачественная опухоль в нижней трети её левого лёгкого начала рассасываться. Тонкое тело всё ещё выглядело страшновато, но безусловно намечалась положительная динамика.
— Ужас какой… — почти простонала Алиса.
Даниль мигом подхватился на ноги — откуда только силы взялись — подскочил к ней, вдавил кнопку чайника, стоявшего на столе рядом с ксероксом, открыл форточку, нажав на рычаг.
— В шкафу, — сказала Ворона.
— Что?
— В шкафу… справа от двери… половина торта ещё осталась… кушай.
Сергиевский нашёл коробку, горсть чайных пакетиков и большую кружку. Ножа не было, и он нечаянно расплавил часть торта в жижу, резанув его энергетическим лезвием. Жижу Даниль беззастенчиво съел с пальцев, потому что на него всё равно никто не смотрел, а есть хотелось страшно. «Психосоматика», — подумал он, облизывая руку. Тело-то валялось в холодке, а отнюдь не вкалывало.
— А ведь сколько их, — тихо сказала Ворона, когда он заваривал чай. — Я на одной выдохлась, а их десятки тысяч… Я ей память просмотрела. У неё маме семьдесят и сыну двадцать, и у обоих — рак… и у неё… ужас какой. Ей отказали в клинике, потому что такое… ты сам видел… с таким вообще мало кто справится, а она на бесплатный рекламный приём пришла. Она по телевизору видела репортаж про институт, и решила приехать…
Даниль смотрел на Воронецкую: её маленькое лицо осунулось, кожа посерела, под глазами набухли мешки. Где-то внутри брезжило неистребимое глупое желание — сесть на пол у её ног и положить голову на колени. Даже не обаяние — ровное излучение тепла, осязаемого лишь душой. Младенческие, бессвязные рождались мысли: «Какая вы хорошая, Алиса Викторовна…»
Ворона открыла глаза.
— Никто не знает, что это такое, — беспомощно сказала она. Вздохнула: — Спасибо, Даня… ты вторую кружку возьми, там ещё две на шкафу стоит, ты не увидел… а твои дела продвигаются? Гипотезы уже есть?
Отступившая было усталость нахлынула с новой силой. Даниль присел на край стола, борясь с головокружением.
— Имел место контакт с одной из вероятностных Вселенных, — сказал он. — Точки совместились, как при перемещении. Вульгарно выражаясь, два параллельных мира зацепились друг за друга. Это часто происходит, но контакт длится доли секунды, а в тот момент он продолжался несколько часов, и был громадный разрыв пространства. За это время сюда успели пройти стфари. Можно было бы подозревать их, но у них наука на уровне начала двадцатого века, в сельской местности и электричества-то нет, не то что чего-нибудь этакого…
— В общем, не знаешь, — грустно и необидно заключила Алиса. — Никак не тянут стфари на причину, Даня…
— Следствие, — покорно согласился он.
Ворона помолчала, по-птичьи склонив голову к плечу.
— Что-то мне говорит, что и не следствие даже, — пробормотала она. — Так… побочный эффект…
— Ой-ёох!
Даниль вздрогнул от неожиданности и круглыми глазами уставился на проснувшуюся Надю.
— Да налей третью кружку! — засмеялась Алиса, подёргав его за рубашку, и обернулась к женщине: — Не волнуйтесь, Надя. Сейчас всё хорошо.
— Что это я, — пролепетала та, подымаясь и оглядываясь, — заснула, что ли…
— Вы были очень больны, — мягко объяснила Воронецкая. — Я врач и не могла оставить вас без помощи. Теперь вы ещё не совсем здоровы, но скоро выздоровеете.
— Алиса Викторовна!.. — в голосе Нади прорезались прежние безумные нотки. — Что же… как же… я же…
— Не волнуйтесь. Я слушаю. — Ворона откинулась на спинку кресла, сплела пальцы в замок. — Выпейте чаю.
— Я же, — чуть не плача, прошептала женщина, безропотно принимая в ладони чашку, — совсем не о том приехала…
— Я знаю, — кивнула Ворона и доверительно сказала. — Тут, в институте, никого не лечат. У нас есть особая охрана… как бы это сказать — особые духи. Если посторонний человек пытается проникнуть сюда, чтобы просить чудесного исцеления или предлагать деньги — его не пустят. Вас пустили. Теперь я готова вас выслушать. Я просто не могла вас оставить в таком состоянии.
— Я вас по телевизору видела, — растерянно проговорила Надя.
— Я знаю. Сядьте, что же вы…
Она послушно села и сложила руки на коленях.
Даниль выпрямился рядом с креслом Вороны, чувствуя себя кем-то вроде придворного при королеве: это было немного пафосно, но забавно.
— Вы ведь из самых главных, — робко сказала Надя. Воронецкая ласково засмеялась:
— Ну, можно и так сказать.
— Алиса Викторовна… — прошептала женщина, собираясь с духом. — Что ж это творится? Мне медсестричка про аномалию рассказала. Ровно Чернобыль какой… а никто и не чешется. Ни предупредить людей, ни вывезти. Что ж это — мы помирай, а всем всё равно?
«Слишком большая территория поражена, — подумал аспирант. — Эвакуировать невозможно физически. Предпочитают держать в тайне, чтобы избежать паники среди населения». Перед глазами мелькнули столбцы таблиц, статистика, сведённая к числам и коэффициентам… теория давала пищу для ума и почву для исследований, а живой человек сидел на краешке кресла, ломая распухшие, огрубелые от работы пальцы, и глотал слёзы.
Ворона опустила лицо.
— Алиса Викторовна! — Надя подалась вперёд. — Пусть сделают что-нибудь! Вы же… кого же просить?..
Ответа ей не было.
Сергиевский закусил губу. Даже если его исследование увенчается успехом, натолкнуться на решение проблемы он сможет лишь чудом. Единственная надежда — на авось, на то, что со временем аномалия рассосётся сама, как раковая опухоль в лёгком Нади…
Опухоль. Сама. Аспирант вскинулся. Здесь не было идеи, даже мысли оформленной не было, но случайная ассоциация показалась исходной точкой для рассуждения. Раковые клетки оставят плоть потому, что Ворона вылечила тонкое тело; как исправить деформацию механизма сансары? Что было сломано? Какие настройки сбились?..
Было — сломано?..
Даниль напряжённо уставился в пол: дальше мысль не шла.
— Надежда Ивановна, — сказала Ворона, не поднимая глаз, — боюсь, что вы правы. Вы пришли по адресу — подобными вещами занимаются только здесь. Но мы ещё недостаточно знаем и умеем, чтобы помочь. Я обещаю сделать всё, что в моих силах.
— Алиса Викторовна…