Тот беспомощно поднял брови.
— Настюшенька, — залебезил он, усевшись перед нею на корточки, — иди в большую комнату играться, детёныш… давай, давай, собирай детальки…
— Ну па-а-апа! — заныла она.
— Давай, бегемотик, давай… — уговаривал отец, чувствуя себя извергом.
Выпроводив «бегемотика», он запер дверь на задвижку и потёр лоб. Шум ослабел, но тихо в этом доме бывало только ночью. Пройдя к рабочему столу, отец семейства разбудил компьютер и попытался сосредоточиться, медитируя на пустую страницу файла.
— Заместителю министра обороны по работе с тонким планом, — пробормотал он, щёлкая клавишами, — верховному иерарху культа бога войны… Ивантееву Пэ Вэ… от заместителя генерального директора ЗАО «Вечный Огонь», жреца-мастера Оноприенко Эм Дэ… докладная записка.
Он допечатал, отформатировал по правому краю и нахмурился. В голову лезло непотребное «довожу до Вашего сведения» и мешало найти подходящую фразу. Отчёты жрец давно составлял с помощью текстов-шаблонов, но для того, о чём он собирался писать сейчас, заготовки у него не было и не могло быть. «Несмотря на возможные неудобства, — прокрутил он текст в голове, прикидывая, с чего начать, — нужно отказаться от использования программных продуктов МГИТТ, так как выяснилось, что в полевых условиях они ведут себя непредсказуемо… нет, не так. Их поведение диктуется некой программой помимо воли человека-оператора… нет».
Ребёнок надсаживался в соседней комнате.
«Программные продукты под условными названиями «Ищейка» и «Координатор», использующиеся нами в данный момент, являются, по словам самого автора, альфа-версиями и проходят тестирование… на нашей операции… в процессе выявились функциональные ошибки… нет».
— Ма-а-ам! — громогласно затянула Тюшка прямо под дверью. — Ку-ушать хочу!
Отец болезненно зажмурился. Во тьме под веками, как въяве, он увидел Координатора, жуткую тень на заднем сиденье машины, и кривая усмешка исказила рот: если можно вообразить что-либо менее похожее на «альфа-версию программного продукта»… Но написать что-то было надо, и он взялся за дело:
— Уважаемый собрат! Во время полевой операции такого-то числа, месяца, выяснилось, что предоставленные по нашей просьбе Э. Ю…
Жрец перестал чувствовать пальцы, но сам поначалу не понял этого: он печатал вслепую и лишь вяло удивился, глядя, как точка после «Ю» превращается в длинную нить многоточий. «Ворд заглючил, что ли?» — пришло на ум. Он стёр лишнее и попытался печатать дальше.
Не смог.
За дверью кричали дети и что-то говорила жена, в системном блоке безмятежно гудел вентилятор, на верхнем этаже пробудился и принялся за дело обитающий во всяком подъезде сверлильщик; дома, в донельзя привычной обстановке, даже испугаться толком не получалось. Жрец долго сидел за столом, недоуменно разглядывая свои руки. Он мог сжать пальцы в кулак, мог взяться за мышь и разложить пасьянс, напечатать непристойность, поиграть карандашом… но писать доклад по бумаге ручкой он тоже не смог — и почувствовал себя беспомощным. Прежде почему-то казалось, что неполадка в компьютере.
Неполадка была в его пальцах: они деревенели и совершенно теряли чувствительность, будто затёкшие или отмороженные. Странно, но к обычному состоянию пальцы возвращались без покалывания и боли.
На ковре валялись детальки Лего, забытые Тюшкой. Отец медленно встал и подобрал их, прислушиваясь к ощущениям в руках.
Всё в порядке.
Он плюнул и попытался впечатать проклятое «довожу до Вашего сведения». «Доооооооооооооооо», — ответил файл; но на этот раз в кончиках застывших пальцев родилась и погасла слабая боль.
Больше жрец-мастер не пытался; первый шок отступил, и он, контактёр с высшим теологическим образованием, опознал, наконец, механизм действия блокировки. Это была «обратная жертва», запрещённая Лиссабонской конвенцией 1979 года в числе прочих техник, ведущих к разрушению личности. «Жертва обычная, — вспомнились жрецу собственные студенческие записи, — это добровольное действие, совершаемое человеком для некого божества. Обратная жертва исходит от божества с целью наложить запрет на совершение человеком неких добровольных действий». Поняв, что происходит, он почти успокоился. Ему запрещали, но не могли вынудить сделать что-либо против воли: обратная жертва — это только отрицание, знак «минус», она не содержит в себе другой информации. Нельзя запретить действия, необходимые для поддержания жизни, и наконец, нельзя запретить действия недобровольные! Если ему прикажут написать этот доклад, он напишет его!
Мастер почти улыбнулся, но улыбка быстро погасла.
…прикажут? Напишет?
Кто-то не хотел, чтобы он докладывал наверх о результатах тестирования, не хотел настолько, что санкционировал нарушение конвенции — но кто и зачем?
Проще всего было прикинуть, кто вообще мог провести воздействие такого уровня. Получалось, что способны на это только верховные иерархи. Но главы культов не решились бы сейчас устраивать раунд подковёрной борьбы — слишком опасной была ситуация по стране, слишком серьёзные люди ждали выполнения своих запросов; а в самом ЗАО «Вечный Огонь» никто не мог совершить обратной жертвы, равно как и любой другой жертвы, потому что объект принесения жертв, вот незадача-то, отсутствовал на рабочем месте…
Нет ответа.
«Хорошо, — сказал себе жрец. — А что мне, собственно, запрещено? О чём я собирался писать?» О результатах тестирования? Да плевать он хотел на результаты тестирования, он собирался уведомить начальство, что программа вместо того, чтобы способствовать поимке мальчишки, воспрепятствовала ей! И заставила его, жреца-мастера, прервать операцию!
Заставила.
Жреца-мастера.
Программа.
Ответ оказался так прост и так страшен, что жрец осел в кресле, чувствуя, как сердце бешено вбивается в рёбра; программа, программа, программа сделала то, что по силам только антропогенному богу — программа, созданная учёным из Института тонкого тела.
«Так значит…» — жрец не смог произнести этого даже мысленно.
Значит, Охотник не просто сделан по матрице Великого Пса — он вполне может быть его… подобием? «Атомная бомба», — пришло на ум, но мастер покачал головой: вообразить копию Пса несложно и даже почти не страшно — это всего лишь оружие. Люди изобрели много оружия.
Но антропогенных богов тоже создают люди — огромные массы людей, говорящих на одном языке, многие поколения в своём сознании принадлежности к стране и народу; это очень долгий, очень сложный процесс, и всё же никаких сил, кроме сил человеческого разума и души, в нём не задействовано. И тот, кто досконально изучил биологию тонкого плана, оказывается способен…
Он-то и запретил.
«Жуть какая… — жрец прикрыл глаза. — Что же делать…»
…Варвара Эдуардовна, белокурая женщина-манекен с жестяными глазами, универсальная поисковая система. Она функционировала безупречно, даже предупредила работавшего с нею адепта, что тот подвергает себя опасности. Вроде бы её создателю безразличны проблемы жречества, он всего лишь испытывал своё творение в полевых условиях, но если так, почему вместо Охотника, простой, пусть и опасной системы, он вручил просителям столь жуткое существо, как Координатор?
Вспомнилась хищная птица, застывшая на холодной белой руке.
— Нас взяли под крылышко, — пробормотал жрец, и лицо его исказила усмешка. Парочке искусственных божеств не составит труда, пожалуй, добраться до Ивантеева, а там и до министра… и выше… Какая-то дурная фантастика получалась, захват власти безумным учёным, но ведь этот учёный уже обладал такой властью, перед которой любая другая казалась смешна, и не был безумен.
Впрочем, в последнем жрец сомневался.
— В состоянии глубокой медитации, — философски высказался Даниль, — как презренны все конституции!
Лейнид засмеялся и отсалютовал ему кружкой пива.
Они устроились в полутёмном баре, в углу, подальше от изрыгающих звук динамиков. Широков пришёл из института, Сергиевский — с работы. На улице вечерело, зажглись фонари; по переулкам свистел обжигающий зимний ветер. Осень возвратилась лишь на несколько дней, а потом вновь ударили заморозки, и Гидрометцентр сообщал, что до температурного рекорда остаётся каких-то несколько градусов. «Эх!» — только и позавидовал Лейнид, издалека приметив Даниля в «лаунхофферском» тонком плаще: сам студент, не успев свыкнуться с холодом, мёрз даже в зимней, на меху, куртке.