За первые полтора десятилетия существования МГИТТ ни один выпускник не удостаивался приглашения в аспирантуру: для этого, помимо научного склада ума, нужен был высший уровень контактёрских возможностей, а совпадения редких даров встречаются ещё реже. Поговаривали, что уровень требований завышен и пора бы это исправить. Лейнид гадал, снижали ли уровень, когда в позапрошлом году в аспирантуру пригласили Сергиевского, а в прошлом — Эрдманн, но спрашивать об этом у Даниля остерегался. Во всяком случае, научным руководителем у обоих был Лаунхоффер, а он никогда и ни к кому не снижал требований.
— Ну как, — спросил Лейнид, — договорились?
Даниль кивнул, прихлёбывая из кружки.
— Спасибо, — сказал он. — Ты меня просто спас со своим одноклассником. Я не хотел в контору обращаться — они там, во-первых, деньги лишние слупят, а во-вторых, если я сам не знаю, что мне нужно, им-то как объясню? Знакомых шаманов у меня, понятно, нет, откуда им взяться? Вообще удачно получилось, — Сергиевский взял с тарелки ломтик острого сыра. — У Ксе сейчас смена, а со следующей недели он, сказал, отпуск за свой счёт берёт. Ну и поедем, посмотрим.
— Ясно.
Широков сознавал, что пялится на аспиранта как на льва в зоопарке, но поделать с собой ничего не мог. Сергиевский отнюдь не пытался ставить себя выше окружающих, он просто умел больше, знал больше, больше мог. Лейнид был на несколько лет старше Даниля, но невольно смотрел на него снизу вверх.
— Слушай, — подавшись вперёд, сказал он почти благоговейно, — а тебя со степенью, часом, преподавать к нам не позовут?
Для Лейнида это было как приглашение на Олимп.
Даниль призадумался и помрачнел.
— Позовут, — отвечал он со вздохом, — как пить дать и никуда не денусь. У Гены ж контракт рано или поздно кончится, а кому практику вести? У всех преподов и так по нескольку предметов…
Лейнид впал в изумление:
— А ты не хочешь?
— А чего в этом хорошего? — жалобно сказал Даниль. — Я же отказаться не смогу. Там и Аньке тоже по горло работы хватит. Ещё потом дисциплину какую-нибудь брать придётся, лекции составлять… Не люблю я работать, Лёнь.
— А почему отказаться не сможешь?
— Так некому больше, — пожал плечами Даниль. — Меня Ларионов уже припряг.
— Куда? — поинтересовался Лейнид.
— Да так… — поморщился Сергиевский, закуривая. — По институтским делам…
Распространяться на этот счёт он явно не собирался; выспрашивать Широков не стал.
Даниль курил, разглядывая интерьер бара сквозь клубы дыма, и размышлял. После интервью с пернатым аналитиком Ящера он несколько дней ходил сам не свой и всё ругал себя, что взялся за тему аномалии. Никто, конечно, не мог предсказать, сколько проблем и нервотрёпки принесёт ему в будущем интересная и, как казалось попервости, несложная для разработки тема — но должна же была прийти на помощь пресловутая контактёрская интуиция и сообщить обладателю, что тут придётся пахать. Пока что клятая интуиция только подкидывала работы. Вспоминая карту, виденную в отделе мониторинга, Даниль прикинул, что надо для начала разобраться со стихийными божествами и их отношением к аномалии, а для этого найти консультанта, профессионального шамана. Не прошло и пары дней, как он случайно встретил на крыльце института недавнего знакомого, инспектора Ростэнерго, разговорился с ним — и итогом беседы стал телефон Ксе.
Хуже того: получасом позже Даниля снова поймала Ворона. Не то чтобы он был против присутствия в своей жизни Вороны, но начинал подозревать, что Алиса Викторовна работает как Ящер, двадцать четыре часа в сутки.
— Вот ты где! — сказала она. — Специалист! Пойдём-ка.
— Куда? — испуганно пискнул Даниль, мигом почувствовав себя несчастным, сгорающим на работе человеком.
— К Андрей-Анатольичу, на совещание.
— Алис-Викторна, какое совещание? При чём тут я? — забормотал Даниль, но его уже тащили за рукав, дробно стуча каблучками по мрамору лестницы.
— Ты же аспирант! — увещевала Ворона. — Скоро преподавать начнёшь, вот считай, вливаешься в коллектив.
«Что-о? — мысленно возопил пойманный. — Ничего я такого не обещал! У меня работа уже есть! Я вообще как Лаунхоффер, учить не люблю!» Но кабинет ректора близился, и сам седогривый Ларионов показался из-за дверей: возражать следовало в другой час.
— Вот! — торжествующе воскликнула Воронецкая, предъявляя добычу. — Привела!
— Молодец! — по-военному чётко одобрил ректор и улыбнулся. — Здравствуй, Даниль, прости, что побеспокоили. У тебя будет пятнадцать минут?
— Что вы, Андрей Анатольевич, — скис аспирант. — Никакого беспокойства. Конечно. А… что, какая-то проблема возникла?
— Проблема давно возникла, — тот развёл руками и очень деликатно загнал Сергиевского в кабинет. — Ты эту проблему уже решаешь, Даниль, но мы посоветовались и решили… то есть мы решили посоветоваться.
«Аномалия», — понял аспирант и уже спокойным взглядом окинул собравшихся. Конечно, Ворона не забыла о Наде, переполошила коллег, а Ларионов к задачам «кто должен, если никто не должен» относится по-комсомольски — берёт вопрос на себя. Даниль подумал, что в данном случае они просто экономят энергию. Развиваясь естественным путём, события пришли бы к тому же итогу: рано или поздно врачи отчитаются о статистике кармасоматических заболеваний по региону, Минздрав обратится за помощью в Минтэнерго, Минтэнерго — в Управление по работе с тонким планом, а в Управлении после долгих раздумий придут к выводу, что разобраться с этим способны только учёные. Бюрократическая волокита займёт несколько лет, а делать дело всё равно придётся профессуре МГИТТ, разве что на помощь им могут официально позвать зарубежных коллег.
Один зарубежный коллега уже ждал, развалившись на мягком стуле: голливудская улыбка Гены вселила в Даниля некоторый оптимизм, главным образом в виде надежды, что Гена возьмёт часть работы на себя. Подле Гены восседала, по-совиному крутя головой, Лильяна Евстафьевна Казимеж, женщина толстая, хитрая и весёлая. Задев локоть Даниля краем шали, прошла мимо Алиса Викторовна, шепнула ему в плечо: «Ну что ж ты стоишь, Данечка, садись», — и плюхнулась рядом с Лильяной.
Даниль медленно сел, озираясь. Ректор закрыл дверь и прошёл на своё место во главе стола, а аспиранту всё казалось, что не хватает чего-то.
Кого-то.
Здесь не было Ящера.
Потом Сергиевский удивился, почему не пригласили Аннаэр, но это ещё можно было понять, в то время как отсутствию Лаунхоффера, специалиста специалистов, найти объяснение было решительно невозможно. «Он же здесь, — подумал Даниль. — Никуда не уезжал. Весь в работе, что ли? Но дело важное, если даже меня позвали…»
— Начнём, — сказал ректор.
— Ла-Ла опять разругались, — глубокомысленно сказал Даниль, выпуская дым через ноздри.
Лейнид фыркнул:
— Они хоть мирились с прошлого раза?
— Да вроде бы… Хотя не упомню, чтоб они руки друг другу подавали.
— А на этот раз что?
— Из-за Северорусской аномалии, — вздохнул аспирант и уставился на дно пустой кружки.
…Об этом ему потом рассказал Гена-матерщинник, похохатывая и уснащая речь цветистыми оборотами. Оказалось, что растревоженный Алисой Викторовной Ларионов стал искать способ бороться с последствиями аномалии и пришёл к мысли, что природа аномалии ещё не выяснена, зато анатомию человеческого тонкого тела наука изучила достаточно хорошо. Устранить саму аномалию пока невозможно, невозможно и эвакуировать население, а значит, нужно по возможности повысить сопротивляемость — изобрести вакцину для душ. Ректор собрал совещание и изложил соображения коллегам.