Даниль забыл, что такое дорога.
Она явилась и взяла его в плен.
Сергиевский и взгляда не кинул на дремавшего рядом Ксе — жадно, как ребёнок, он всматривался в заоконный пейзаж. Уже и дощатые сиденья казались удобными, и не раздражали дачники в раритетных штанах с оттянутыми коленками, и саженцы их, лопаты и грабли стали милы и смешны. Внезапным озарением Даниль понял, чего был лишён: один из десяти тысяч, он не знал этого странного состояния, пребывания между двумя точками, не здесь и не там, когда изменяется восприятие времени, и отступают тяжёлые мысли, не поспевающие за ходом электропоезда.
— Нам выходить, — это было единственное, что Ксе сказал за время пути. Даниль с сожалением поднялся, последний раз глянул на мир сквозь немытое стекло и помял ладонью затёкшую шею.
Холодный ветер, пахнущий мазутом и опавшей листвой, умыл его на платформе; метрах в двухстах поднимался старый вокзал, вперёд и назад уходили бесконечные рельсы, а всё остальное было — листва и ветви.
Ксе звонил своим стфари, а Даниль озирался, запрокинув голову, и думал, что вид у него, должно быть, преглупый, но ему это даже нравится.
— Пойдёмте, — донёсся глуховатый голос шамана. Сергиевский шагнул, не глядя; интуиция подсказала ему направление, а вслед за этим тотчас бросилось в глаза, что Ксе смотрит на старенькую синюю «Ниву», припаркованную под раскидистым деревом. «Ох и развалюха…» — лениво определил аспирант; громадные не по-городски деревья, почти укрывшие привокзальную площадь, всё ещё представлялись ему интересней людей… Даниль вернулся к реальности как раз тогда, когда она вознамерилась подкинуть ему сюрприз.
Рядом с машиной стояли два бога.
— Твою мать! — прошипел Ксе, быстрым шагом направляясь к ним.
«Опаньки, — только и подумал Сергиевский. — А парень-то непрост…»
От ларька к «Ниве» шёл высоченный, толстый от переразвитой мускулатуры мужчина с бочкообразной грудью; он нёс пиво и беззлобно ругнулся, когда шаман едва не налетел на него.
— Это беда, а не пацан, — с ухмылкой пожаловался гигант. — Как упрётся рогом в землю — экскаватором не снесёшь.
— Менгра! — возопил шаман. — Я же всё сказал! Мы же по делу… тут… человек же…
Старший, интеллигентного вида бог виновато развёл руками.
Младший, мальчишка лет пятнадцати, насупился и смотрел на Ксе исподлобья, взглядом упрямым и несчастным, точно щенок, брошенный и вновь пришедший к хозяйской двери.
— Блин! — орал Ксе. — Жень! Ты чем думал?! Как мы в машину влезем, ты хоть подумал? Придурок! Ну зачем ты припёрся?! Что тебе тут надо?
Тот молчал и сопел, явно не намеренный сдавать позиции.
Даниль смотрел и пытался не хохотать. Или хотя бы хохотать не в голос и не так неприлично. Обиженный бог пялился на шамана в упор, точно собирался проглядеть дырку.
— Ты обещал, — угрюмо сказал он.
— Что я тебе обещал? — вызверился Ксе.
— Что меня не бросишь, — сказал русоволосый Жень, и ноздри его по-волчьи расширились.
— Я тебя и не бросил!
— Собираешься, — уверенно и мрачно сказал пацанёнок.
«Эге! — Даниль, наконец, почуял неладное. — Что это тут творится? Ксе же не жрец, какие у него могут быть отношения с антропогенным божеством? И что это божество, блин, тут делает? Седой — это бог стфари, невооружённым глазом видно. Но этот-то — наш…» Аспирант решил позволить себе побыть чуток неделикатным — в конце концов, он платил Ксе приличные деньги. Он направился к компании, и раздор мигом смолк.
— Прошу прощения, — сказал Даниль. — Ксе, какие-то проблемы?
— Вот моя проблема, — пробурчал шаман. — Придётся его обратно везти…
— Я с вами поеду! — безапелляционно заявил бог.
— Не поедешь!
— Почему?
— В машину не влезешь.
— Да влезет он, влезет, — вмешался Менгра.
— Менгра, а вы-то…
— Эй, пацан, — ухмыляясь, окликнул Даниль назидательным тоном. — А что это ты вообще тут делаешь? Где твои жрецы? Да и храмов, насколько я знаю, поблизости нету…
И они уставились на него — все четверо, такими глазами, что у аспиранта ёкнуло под ложечкой. Молчаливый седоволосый бог опустил веки. Стфари Менгра потемнел лицом, медленно поставил сумку на асфальт; бутылки едва слышно звякнули. Ксе отшатнулся от Даниля, и глаза его неласково сузились. Даниль уже понял, что ошибся, сочтя Ксе человеком заурядным, но сейчас осознал, что недооценил его вторично: за невыразительной внешностью шамана скрывалась железная воля.
— Ты… — выдохнул Жень. — Это…
…Они растерялись. Аспирант подумал, что где-нибудь в месте менее людном неосторожные слова могли бы дорого ему стоить: чтобы совладать с двумя богами и двумя не последнего разбора контактёрами одновременно, ему пришлось бы действовать жёстко, а карму, по пословице, Тайдом не отмоешь. Но сейчас ими завладели растерянность и испуг; Даниль решил, что пора перехватывать инициативу.
— Меня зовут Даниль Сергиевский, — сказал он. — Я из Института тонкого тела, кармахирург. Я вижу такие вещи. Давайте сядем в машину и поговорим спокойно.
— Мда, — сказал Менгра. — Мда. Пиво будете?
Ксе молча принял бутылку. Сергиевский поколебался, глядя на зажатую в лапище стфари ёмкость с дешёвым пойлом, а потом махнул рукой:
— Давай.
Ксе сидел, уставившись на собственные колени; лицо его было злым и угрюмым. Рассказ его длился недолго, но каждую фразу шаман точно вырезал из себя ножом. Жень, как приклеенный, пялился в окно, и Даниль ему сочувствовал: любому станет погано, когда при тебе посторонние люди обсуждают такие вот подробности твоей судьбы… Аспирант отхлебнул из горлышка и не почувствовал вкуса.
— Что теперь делать, я не знаю, — ледяным тоном сказал Ксе. — Если вы всё равно всё видите… вы можете…
— Я не жрец, — сказал Даниль почти на автомате. Зверски тянуло закурить, но он сознавал, что выходить из машины или открывать окна сейчас не следует. «Надо же, — смутно удивился он. — Я как будто с ними заодно. И чего это так?..»
И ответ явился немедля — Даниль понял. Он понял, что был заодно с этим усталым шаманом и несчастным божонком с самого начала — задолго до того, как впервые позвонил Ксе, ещё до того, как вообще узнал о его существовании. С той минуты в лаборатории Ящера, когда не всерьёз, с мимолётной усмешкой пожалел того, кого будет травить адский зверинец.
«Нам нужна аналогичная система с функциями силового захвата», — повторил он про себя слова плосколицего жреца в дорогом костюме, и мурашки потекли по спине. Хорошо, как же хорошо, что Лаунхоффер не дал им Охотника, им, этим паскудам, которые, не дрогнув, зарезали на алтаре пятнадцатилетнюю девочку, родную дочь того, кому они её приносили… но он дал им Ищейку. И вторую тварь дал, хищную птицу, предназначение которой оставалось для Даниля тайной. Прежнее праздное любопытство превратилось теперь в раздражение на грани стыда: если бы только знать, для чего создан ястреб Лаунхоффера!..
— Мыслишь? — поинтересовался Менгра, прищурившись.
Даниль вскинул лицо: он понял, что имеет в виду жрец-стфари.
— Мыслю, — честно сказал аспирант. — Думаю, почему так всё получилось.
— Что?
— Вас ведь уже находили.
И снова они вытаращились на него; даже маленький бог развернулся, оторвав нос от стекла. Сергиевский сдержал невольную улыбку.
— Так получилось. Я кое-что знаю об этом, — сказал он. — Вас искали с помощью особой системы, созданной в нашем институте. А поймать почему-то не смогли.
— Почему-то! — яростно фыркнул Жень, тряхнув волосами, он хотел что-то добавить, но Даниль веско закончил:
— Есть другие системы, — и божонок умолк, расширив глаза.
— Как мне всё это не нравится… — глухо сказал Менгра.