Всё это пришлось как нельзя кстати: Даниль совмещал полезное с приятным, неторопливо выведывая у Ксе новости.
Шаман… то есть жрец поверг его в изрядный шок, сообщив о перемене своего амплуа. Счастливый Жень вертелся вокруг них, как щенок возле хозяев, и на тот же манер заглядывал в глаза.
— Жень, не мельтеши, — укоризненно сказал верховный жрец, и тот мигом плюхнулся на пол у постели Ксе, замер, точно аршин проглотив, даже моргнуть боясь.
— Да ладно! — весело вступился Даниль. — Тебе сейчас всё равно полезно наблюдать какую-нибудь кипучую деятельность. Вот он и… того: кипит и деет.
Ксе засмеялся — и болезненно поморщился, дотронувшись до виска.
«Косорукий идиот, — обозвал себя Даниль, выправляя неплотно подсоединённую нить. — Сила есть — уметь не надо…» Он старательно загонял поглубже постыдную радость от того, что никто не может оценить качество его работы, но та всё равно вылезала и стыдила ещё горше.
…Блаженно закрыв глаза, Даниль с хрустом грыз яблоко. Неприглядные подробности в памяти поблекли, а гордость осталась: пускай он забил сваю микроскопом — но ведь забил же!
Кое-какие загадки разъяснились. Сергиевский понял, что его научный руководитель по неизвестной причине всё же пошёл навстречу жрецам Женя, впавшим у мальчишки в немилость. «Я так и знал! — ожесточённо мотнул головой божонок. — Так и знал, что это программа. Она неживая, Даниль, жуткая и противная. Но теперь у меня Ксе есть! Я её… пинком в сторону моря!» Ксе урезонивал бога, готового немедля ринуться в драку, а Сергиевский думал о разных вещах. Во-первых, он слегка завидовал Ксе: гвозди бы делать из этих людей. Меньше месяца как сменивший контактёрскую специализацию, несколько часов назад умерший, бестолково и непрофессионально воскрешённый, только что принявший сан верховного жреца, парень вёл себя спокойно, ровно и рассудительно, как всегда. Словно сплошная череда потрясений была для него не более чем естественным течением жизни, и он чувствовал себя в своей тарелке. Жень когда-то, наверное, почуял это в шамане, оттого и пристал к нему как банный лист…
Во-вторых, Даниль гадал, что произойдёт, когда Жень действительно схлестнётся с креатурой Лаунхоффера. Сергиевский точно знал, что место божонка занял не Великий Пёс, а какая-то другая, специализированная программа: Охотник был сделан по стихийной матрице, культ же войны — антропогенный. Аспирант вспоминал обронённые Геной слова о боевой системе Ящера, и было ему до крайности неуютно — функция-то подходила… Бог войны не боится драк, у него карма такая, но исход столкновения отнюдь не ясен. Данилю не хотелось лишать Женя его несокрушимой уверенности в себе, поэтому он ничего не говорил, но в случае пари, не размышляя, поставил бы на креатуру. Он хорошо помнил, что вытворял Координатор над великими стихийными божествами, а ведь ястреб не более чем структура управления, что же представляет собой функциональный аналог бога войны? Такую силу силой не превозмочь…
«А вот не буду вмешиваться, — тоскливо подумал он. — Не буду, и всё. Хочет драться — пусть дерётся… если уж жрецы с Ящером сумели договориться, значит, люди они совсем страшные, лучше с ними не связываться. Но что же это такое, в конце концов?»
В-третьих, Даниль думал о программе, которая стартовала на отметке в тридцать семь процентов.
И ничего придумать не мог.
День понедельник выдался, как водится, тяжёлым: работать пришлось аж два раза. Выглядел Даниль невыспавшимся, и Ника ему завидовал, не зная, что завидовать уже нечему: Римме, похоже, аспирант уже надоел, последний телефонный разговор протёк весьма холодно. «Трахнула и выгнала», — печально подумал Сергиевский, недобрым словом помянул феминисток, самыми ярыми из которых были не боящиеся старости кармамедички, после чего переформулировал постулат на «трахнул и ушёл», успокоился и направил мысли в научное русло.
Что-то не давало ему пойти к ректору и без обиняков спросить насчёт загадочной программы. Чем больше Даниль размышлял, тем больше ему не нравилась эта идея. Скорее всего, Ларионов о программе не знает; скорее всего, он задаст Лаунхофферу прямой вопрос, а то и вовсе попытается устроить Ящеру нагоняй; тот подобного не потерпит, и распря между Ла-Ла усугубится катастрофически. Кроме того, несложно представить, как отнесётся Эрик Юрьевич к человеку, который сначала пробирается в закрытые зоны, а потом доносит начальству об увиденном. Одно дело любопытство и придуманный Вороной «научный склад ума», но стукачество…