— Сейчас, — сказал аспирант жестковато. Ксе заподозрил, что он знал о том, что должно здесь произойти, или, по крайней мере, ожидал подобного. — Через пять минут.
Ксе вздохнул и закрыл глаза.
Он не следил за временем, не видел, что происходит; пару раз доносилось эхо далёких выстрелов, но жрец даже не вздрагивал. За его плечом сидел на корточках настороженный Жень, Ксе слышал его дыхание и ощущал излучение божественной силы. Он знал, что подросток смотрит в небо, где происходит что-то непонятное, небывалое, жуткое, но бог войны не умеет бояться сражений, и Жень, несмотря ни на что, готовится к схватке.
А потом явился Даниль. Кажется, не прошло и обещанных пяти минут. Явился Сергиевский, как за ним водилось, не по-людски, и не потому, что выпрыгнул из ниоткуда, взметнув ногами грязный снег и остывшие чёрные поленья, даже не потому, что нацепил, по своей загадочной моде, тонкий летний плащ посреди зимы.
Он был в ужасе.
Выскочив у забора, Даниль пронёсся бегом через двор, влетел в кострище, но остановиться не смог — пролетев ещё пару шагов, вляпался в самую грязь и в бешенстве заорал:
— А чтоб вы все сдохли!..
— Сейчас, — ласково сказал Ксе, уставившись в небо; подумалось, что с головной болью ему в ближайшее время придётся жить законным браком… — Подожди чуть-чуть.
— Какого?.. — возопил Даниль, оборачиваясь. Осёкся. Сказал «опаньки» и достал сигарету.
Ксе терпеливо ждал.
— Это что, — с опаской пробормотал аспирант, явно обращаясь сам к себе, — это что, полный комплект? Ой, какая мерзкая гадость… Нет, не полный… всё равно ж какая гадкая мерзость…
— Даниль, — донёсся осторожный голос Ансэндара. — Вы…
Воздух дрогнул; стфари оборвал фразу и отступил, натолкнувшись спиной на Менгра-Ргета, молча стоявшего возле широких бревенчатых ворот двора. Сумерки бледнели, наступал неяркий зимний рассвет, и над землёй плыла тишина — хмурая, густая, давящая. Ксе поймал себя на том, что не чувствует открытого неба; интуиция или, возможно, простое чувство пространства как будто отказывало окружающему в истинности. Всё вокруг — небо, земля, огромный деревянный дом за спиной, лес, подымавшийся над забором, снег — превращалось в декорацию, в съёмочный павильон с необыкновенно высоким потолком и низкой температурой…
— Даниил Игоревич, — с ноткой печали повторил Координатор. — Я предупреждал вас ранее. Поверьте, сейчас ситуация намного серьёзней. Ради вашего блага, не вмешивайтесь. Прошу вас.
Даниль задрал голову, высматривая что-то в небе, подёрнувшемся странными бледными клочьями, лишь отдалённо похожими на облака.
— Птица Говорун отличается умом и сообразительностью! — громогласно, с издёвкой объявил он. — Умом, блин, и сообразительностью!
Расхохотался; и завершил тихо:
— А я — нет…
14
Ужас поселился под крышей МГИТТ: перевалил за середину декабрь, и началась зачётная сессия. Аспирант вспоминал былое и слегка злорадствовал, наблюдая в коридорах несчастного вида юнцов, уткнувшихся в тетради, учебники и наладонники с отсканированными лекциями. Всё это были детские игры, разминка — предметы, которые можно сдать, просто выучив материал. Те, кого ждали испытания посерьёзнее, в предсессионную пору вообще не появлялись в физическом мире. Один данилев однокурсник перед своей пятой сессией так переутомился, что Лильяне Евстафьевне пришлось на экзамене самой воссоздать ему плотное тело — у бедняги на это уже не хватало сил. Впрочем, Евстафьевна, хоть и зверь, валить зубрилу не стала.
Даниль заскочил в институт перед работой: его попросила Аннаэр. Просьба так изумила Сергиевского, что он согласился помочь просто ради того, чтобы понять, в чём дело. Непонятно было, во-первых, как и почему А. В. Эрдманн в рабочий день оказалась в институте, во-вторых, зачем ей понадобился бумажный учебник теории сансары, и в-третьих, почему она не сходила через точки домой и не взяла собственный.
Вышел Даниль перед дверями названной Аннаэр аудитории и сразу попал в толпу бледной и потной от страха публики. Вид публики его сначала изрядно потешил, а потом озадачил.
— Эй, — окликнул Даниль первого попавшегося студента. Тот сидел на полу и страдал, бессмысленно глядя в исписанную тетрадь.
— Что? — мученик науки поднял красные от недосыпа глаза.
— Что это тут у вас?
— Из огня да в полымя, — трагически сказал студент.
Даниль задрал брови и присел на корточки рядом с ним.