Выбрать главу

«Это, наверно, тот самый Ящер», — подумал жрец. Светло-серый летний плащ, почти такой же, как у Даниля, развевал ветер; Лаунхоффер курил, гладил собаку и о чём-то раздумывал.

Даниль стоял к ним с Женем спиной и неотрывно смотрел на своего руководителя. Кулаки его судорожно сжимались и разжимались. Ксе чувствовал себя удивительно спокойно; он хотел бы передать Данилю часть своей странной невозмутимости, но не знал, что сказать, и молчал.

— Я вам не позволю, — повторил аспирант шёпотом.

«Он боится», — думал Ксе.

Жень шагнул вперёд.

— Даниль, — звенящим голосом сказал он, — я…

— Сам понял, что сказал? — осведомился Эрик Юрьевич; он не сдвинулся с места, а голос звучал рядом. — Вы, молодой человек, развлекитесь немного.

Он убрал ладонь с темени добермана, и Великий Пёс сорвался с места. Жень тихо ахнул. Чёрная собака летела молча, с сомкнутой пастью, стремительно, как торпеда; Ксе встревоженно глянул на божонка, но тот лишь решительно нахмурился и тряхнул волосами. Не добежав до них какого-то десятка метров, доберман прыгнул, взвившись в воздух — так же беззвучно, как бежал, не было слышно даже удара лап о землю — и пропал из виду.

Следом исчез Жень.

Верховный жрец по-прежнему чувствовал его присутствие, Жень всего лишь ушёл в тонкий мир, чтобы сполна использовать всю обретённую мощь. «Он хотел сцепиться с Псом, — подумал Ксе. — С того самого дня. Доказать себе, что может. Теперь… но теперь Даниль — один».

Сергиевский медленно выдохнул и опустил голову.

— Ну вот где-то так… — нелепо пробормотал он.

Непереносимо яркая точка полыхнула, на миг ослепив, но в следующий миг переменилось само зрение, и уже нельзя было оторвать глаз от неё, плавно, как звезда, парившей над снежной чашей. Одна за другой от неё исходили медленно тающие сферы света. Казалось, ничего в мире нет краше этого лучезарного сияния; тона его, возле точки прохладно-голубоватые, постепенно наливались теплом, переходя в оттенки летнего солнца, заката, золота, янтаря… Серый зимний рассвет уступил им пространство небес, снег и облака отражали их, заполняя мир нежным, певучим, ласкающим сердце блеском чародейной звезды…

Ксе понял, что видит физическим зрением происходящее в тонком мире; так уже бывало с ним, в тот раз, когда Жень налетел на адепта. Жрец поторопился вчувствоваться в происходящее как положено контактёру — и растерялся. Ксе умел смотреть как стихийник, умел смотреть как антропогенник, мог с полным правом считать, что в тонком плане ориентируется как рыба в воде, но то, что сейчас делал Даниль, он не то что понять — увидеть толком не мог.

И самого Даниля не видел.

Только сияние; хрустальные полуокружности, исчезающие в полумраке, лёгкие лучи, уходящие в бесконечность, призрачные зеркала, невидимые ручьи, тончайшие нити, на пределе слышимости вызванивающие неведомую мелодию… Он находился внутри, рядом с центром странного мира, и шестым чувством слышал, что все они — стфари и нкераиз, люди и боги — тоже внутри, а за пределами огромной, но не бесконечной этой сферы было ли что? кто знает?.. длились шелест и ворожба, отзывались струны бесплотным эхом, и медленный серебряный ветер наполнял лёгкие предощущением взлёта…

— Нефиг радоваться, — угрюмо сказала сфера, журча ручьями. — Я в таком режиме долго не протяну.

— Даниль?! — Ксе разинул рот. — Ты…

— Я.

— Что это?

— Я, говорю же.

— Что ты делаешь?! — потребовал жрец.

— Вот зануда, — сказал окружавший его сияющий мир. — Ладно. Я сначала лаунхофферских тварей из стихий выключил, ну, как из розетки штепсель. А Ящер пришёл и на личную силу их запитал. Сам стал вместо всех стихий. А что мне оставалось? Я то же самое сделал. Так что я теперь вам тут вместо мамы и папы.

— И что дальше?

— Дальше?

Звёздно-синий прибой накатывал, осыпая серебряной пеной; острогранные кристаллы рождались из пелены призрачного тумана и растворялись в ней.

— А дальше, — сказал мир, — либо Ящер передумает, либо я помру. Но он никогда не передумывает.

Ксе умолк.

— А ты не парься, — посоветовала звезда. — Вас с Женькой он не тронет. Вы ж не стфари.

— А это всё равно, — грустно ответил тот. — Ты ведь тоже их защищаешь…

Он не понял, как это вышло и как он это почувствовал, но звезда вздохнула.

— Ой, как жить охота… — пробормотал Даниль. — Маловато будет. Да и сам я какой-то маловатый…

Ксе уже знал, в каких случаях Сергиевский начинает к месту и не к месту разоряться на цитаты. «Он паникует», — понял жрец, и мысль лихорадочно заработала. Секунду назад интуиция подсказала ему правильный шаг: Данилю, похоже, становилось легче от того, что с ним кто-то разговаривал. Ксе не имел силы помочь делом, но хоть как-то надо было Даниля поддержать.