Ксе обернулся.
— Всё равно сейчас с молодой женой поедешь, — сообщил Жень.
— Жень, — сказал Ксе крайне серьёзно. — Не мог бы ты того.
— Чего?
— Удалиться.
— Почему это?
— У меня событие, — сказал Ксе сурово. — Я священно трепещу. Не отвлекай.
Бог заливисто расхохотался.
— У меня, между прочим, тоже событие, — заявил он, фыркая. — Я тут тоже не просто так. Я, может, ещё больше твоего священно трепещу! У меня…
— Тихо! — шикнул Ксе, и Жень затаился за лимузином.
За стеклянными дверями смутно забелели фигуры в халатах; через миг дверь открылась, и на крыльцо роддома вышла сияющая Иллиради Смирнова. За нею следовала довольная нянечка с белым свёртком в руках. Ксе кинулся им навстречу и прижал к себе жену — порывисто, осторожно, точно вазу тончайшего фарфора. Иллиради засмеялась и, высвободившись, поманила нянечку. Та расцвела дежурной улыбкой и подала свёрток счастливым родителям.
Ксе, глупо улыбаясь, нёс малютку к машине. Иллиради заметила Женя, подмигнула ему и помахала рукой.
Жень издал нечленораздельный восторженный вопль и от полноты чувств пробежался по крыше лимузина. В перехваченном розовыми лентами пухлом конверте, сама розовая и пухлая, хрупкая, тёплая, крохотная до дрожи, спала девушка Евгения Алексеевна, богиня семи дней отроду, маленькая Мать Отваги.
Его невеста.
23.03.07