— Реинкарнация?
Егор потемнел лицом.
— Почти, — он зачем-то остановился рядом, помялся и объяснил, — не своя. У неё сын семилетний погиб. Утонул. Найти хочет.
Даниль удивился.
— Запрещено же.
— Анонимно. Без всяких личных контактов. Просто зафиксировать рождение. Нарушение, конечно… но мы такое делаем.
Даниль прикрыл глаза. Егор тоже был контактёром: жрецом, полным адептом богини удачи. Рыцари разных орденов, но оба — рыцари, они хорошо знали, что и от кого можно скрывать.
— Я бы тоже сделал, — признался аспирант. — Хорошая женщина…
Егор молча кивнул.
Даниль ждал. Сказать по чести, он всего лишь тянул время по принципу «перед смертью не надышишься»; очень не хотелось ехать в институт встречаться с Ящером, нравилось сидеть здесь на диванчике в тишине и покое. Конечно, можно было попробовать отворить дверь с золотой табличкой и войти, но он знал, что обычно спокойная и уравновешенная Аннаэр от некоторых вещей сатанеет. Нельзя, к примеру, заглядывать ей через плечо в монитор, и входить без приглашения в комнату, где она привыкла сидеть в одиночестве, тоже нельзя. Аннаэр вообще не любила пускать в своё приватное пространство случайных людей; Даниль уже довольно долго пытался перестать быть случайным, но не преуспел.
К четырём часам ждать надоело, и Сергиевский потащил из кармана мобильник.
— Ань, — сказал он. — Это я. Я уже тут. Ты не забыла?
Донеслось хрипловатое: «О чём?»
— Нас Эрик Юрьевич сегодня ждёт.
— По-твоему, я могу об этом забыть? — изумилась трубка.
— А тут говорят, — улыбнулся Даниль, — ты ещё и задержишься. Випы какие-то…
Аня недовольно выдохнула.
— Сейчас, — сказала после секундного раздумья. — Сейчас разберусь.
Разговор по телефону через дверь окончился: блеснула табличка, и А. В. Эрдманн вышла, всё ещё сжимая трубку в ладони.
«Девочка, Которая Не Улыбается», — подумал Даниль, поднимаясь навстречу ей. Когда привлекательная женщина напускает на себя столь строгий вид, это может выглядеть прелестно. У Аннаэр были правильные черты лица, хорошая фигурка и безупречный стиль, но чего-то в ней не хватало, и вместо роковой женщины из неё, с её деловым костюмом и тугим узлом на затылке, получался маленький синий чулок.
— А что там творится-то? — спросил Даниль. Из своего кабинета хирург должна была слышать всё, что происходило в переговорной комнате.
— Большой дядечка пришёл, — Аннаэр брезгливо дёрнула плечом. — Хочет коррекцию кармы сейчас и заказывает предустановки на реинкарнацию. Я думаю, киллеров боится.
— И что?
— Предустановки со стопроцентной предоплатой делаются. Наверное, поэтому его и переклинило… Территориалку требует точную — непременно в Калифорнии родиться хочет.
Сергиевский рассмеялся.
— Флорида не устраивает?
Девушка только раздражённо фыркнула.
— Ты бы слышал, до чего он упёртый. Я даже динамик выключила. Двадцать раз ему повторили, что точнее материка территориалку нельзя выставить, и всё как об стенку горох… На самом деле, на предустановках многих клинит. Потому консультантов и держат — такие разговоры не хирург должен вести, а психолог.
— Что ж ты хочешь. Жизнь себе заказать — удовольствие недешёвое.
— Нет, — вполголоса сказала Аня. — Не потому, что дорого.
— А почему?
— Страшно.
Она решительно прошла к двери в переговорную комнату и распахнула её настежь. Даниль скользнул взглядом по измученно-вежливому лицу консультантки Маши и присмотрелся к клиенту. Дядечка был действительно большой, особенно в области брючного ремня — и, должно быть, бумажника. «Препаршивая карма», — мгновенно определил Сергиевский. Для уточнения деталей нужно смотреть анализы, но аспирант и без них видел, что работать над этим Аннаэр придётся до седьмого пота. Даниль в очередной раз поздравил себя с тем, что не пошёл в практикующие хирурги.
— Анна Вячеславовна… — пролепетала Маша; она была старше Имя-Отчество-Эрдманн лет на двадцать.
— Сидите пожалуйста, Маша, — Аня остановилась в дверях.
Клиент поднялся.
— Вы? — хрипло пробасил он. — Это вы… доктор?
— Я, — кивнула она.
— Извините… — клиент, мужчина лет пятидесяти, выглядел не менее измученным, чем консультантка, но вдобавок всерьёз обозлённым. Пиджак его был расстёгнут, галстук ослаблен; в распахнутом вороте рубашки виднелась дряблая шея, по которой бежали капли пота, — извините, вам сколько лет?