«Университет» позволил выявить возможность каждого, узнать, кто на что способен. Я, например, сомневался, что из медицинской сестры Т. И. Дикиной выйдет толк. Уж очень она выглядела беспомощной и слабенькой. Казалось, стоит подуть ветру, и ее унесет. Но ошибся! Во время наступления она сутками дежурила в операционной и к тому же успевала побывать в палатах, где лежали прооперированные тяжелобольные. Не раз отправлял ее отдыхать, но она под тем или иным предлогом возвращалась и не уходила до тех пор, пока не убеждалась, что без нее обойдутся.
Еще в «университете» мы неожиданно обнаружили, что у Т. И. Дикиной очень красивый голос. Но она неохотно участвовала в вечерах самодеятельности, и мы не знали, чем это объяснить. Только много позднее она призналась: «Боялась петь, вдруг заберут в ансамбль — мне уже не раз предлагали, и тогда — прощай, медицина! А я хочу стать врачом. Ну а голос при мне останется…»
В постоянных занятиях шло время. Нас экипировали по–зимнему: полушубки, ушанки, валенки. Было холодно, дули сильные ветры, свирепствовала метель, и движение было затруднено. Часто приходилось расчищать путь для колонн транспорта, день и ночь идущих в сторону Сталинграда.
По многим признакам чувствовалось, что близится начало решающих действий. Вскоре нам предложили быстро закончить занятия и быть готовыми в любую минуту сняться с места. Начальника госпиталя В. В. Крылова и комиссара А. Ф. Комарова вызывали то на одно совещание, то на другое, и каждый раз, возвращаясь, они собирали весь личный состав. В такие минуты не дай бог было допустить хоть небольшую оплошность — немедленно следовало строгое наказание. Оправдываться чем–то было бесполезно. Да и все понимали - обстановка требует максимальной собранности.
Поздно вечером, ложась спать, продолжали обсуждать, как лучше все подготовить к передислокации, кого необходимо выдвинуть в передовую группу, а кто будет следовать с основным составом госпиталя. Не сегодня–завтра должны были начаться горячие дни. Начальник полевого эвакопункта Е. Б. Меве возлагал на нас, как на головной госпиталь, большие надежды.
Наконец 5‑я ударная вступила в дело. Завязались тяжелые бои. Мы двигались вслед за наступающей армией. Дороги были запружены разбитой немецкой техникой. Повсюду валялись трупы гитлеровцев. На два-три дня госпиталь останавливался в отбитых у врага населенных пунктах, чтобы обработать раненых, а затем — снова вперед. Позади остался Калач. Мы проехали по улицам, где еще дымились пожарища. Война показывала свой зловещий оскал. И все же главное было в том, что мы наступали! На трудности не жаловался никто. Легкораненые просили не отправлять их далеко, чтобы можно было быстрее вернуться в часть. Многие из них двигались со своими медсанбатами, а некоторые оставались при нашем госпитале и помогали в обслуживании тяжелораненых.
Фашистские войска оказывали упорное сопротивление, цепляясь за каждый населенный пункт, каждую складку местности. Не затихала артиллерийская канонада. В воздухе стоял неумолчный рев моторов, грохот взрывов, треск выстрелов.
После усиленной артподготовки и массированных ударов нашей авиации пехота стремительно выходила на новые рубежи. Мы следовали за наступающими частями, готовые развернуться в первом же крупном населенном пункте.
Не успели наши машины подъехать к зданию школы у большой станции Тормосин, как стоявший здесь медсанбат снялся с места, почти на ходу передав раненых. Неожиданно подбросил своих раненых и кавалерийский корпус, уходящий в глубокий рейд по тылам противника.
Предстояло рассортировать более двух тысяч человек, разместить их по домам, накормить, произвести санитарную обработку и оказать необходимую хирургическую помощь. А у нас всего пять врачей, двенадцать сестер, восемь санитаров и несколько легкораненых бойцов, оставленных для лечения. Как быть? Пришлось поставить в операционную А. И. Лапину и М. С. Родину, а в помощь им — Е. Алферову. В сортировочной, у доктора М. Г. Локшиной, скопилось более 200 человек. Не успевали оперировать бойцов с ранениями в грудь и живот. К тому же еще целая «очередь» в перевязочную была из легкораненых. Пришлось срочно устраивать дополнительную операционную для их обработки и поручить это М. С. Родиной. А. И. Лапина обрабатывала раны конечностей. Сам я оперировал тяжело раненых.
К вечеру в госпиталь приехал армейский хирург В. А. Русанов. Вместе с ним мы закончили оперировать тяжело раненных в живот и грудь. Не спали трое суток; глаза слипались от усталости. Подбадривали себя крепким чаем. Иногда на короткое время удавалось навестить раненых в госпитальном отделении. Здесь шла настойчивая, упорная борьба за жизнь тех, у кого оперировали живот, грудь и голову. Медицинские сестры не отходили от них ни днем, ни ночью: переливали кровь, физиологический раствор, удаляли скопившуюся жидкость из плевральной полости, подбинтовывали, ставили банки…