— А вы что тут делаете, господа хорошие? — К гостям незваным Пёся обращается, ведро на землю поставив. На нее мужики жадно посматривают, отвечает самый крупный:
— Как что? Тебя спасаем, девица красная, от чудища страшного!
— Не надо меня спасать! — Руками Пёся машет. — А то вы меня спасете — а муж мой, Зверь Лесной, обозлится, опять людей резать пойдет!
— Не пойдет! — По луку второй похлопывает. — Из дружины мы князевой, специально пришли с Чудищем побороться, люд простой от твари мерзкой избавить!
— А ты, девица, свободна отныне — в деревню возвращайся, живи спокойно! — Договаривает третий. Ага, ага… От монстра ребенка понесшая, в лесу неделю прожившая… Кто ж ей жить-то даст? Да даже если б дали! Пёське теперь хоромы княжеские не нужны — лес да пещерка небольшая получше терема резного, лишь бы с мужем любимым, добрым да ласковым!
— Не троньте! Муж он мой, я за него… — Голосом от страха срывающимся Пёсенька кричит. Переглянулись парни.
— Совсем девка разум от радости потеряла! — Кивает один.
— А может, и не от радости — Зверя лютого защищает! — Поддакивает другой. Четвертый, что подобрее, видать, ласково Пёсе говорит:
— Плохо ж тебе с ним жить — бьет тебя, поди, больно делает… Пойдем с нами, мы тебя не обидим!
Попятилась Пёся — и как задаст стрекача, до дома лишь бы добраться, а там муж в обиду не даст! Да только далеко от пещерки родной забралась, ягоды собираючи, а молодцы получше девки босоногой по лесу бегают. Догнали, на землю повалили, один рот девке тряпкой зажимает, чтоб не завопила.
— Что делать с ней будем?
— Что-что? Поиграем, привяжем к дереву, да на обратном пути и заберем!
Потянулась рука чужая, жадная, к персям девичьим, сжала, мнет нагло. Слезы из глаз Пёсиных брызнули, извернулась, как могла, ногой ударила одного. На миг единый рука, рот зажимающая, ослабела. Как закричит Пёся, страх свой весь выплеснув — аж птицы вверх взметнулись:
— Чудушко-о-о-о!!!
Рев страшный, разъяренный лес сотряс — услышал муж зов супружницы испуганный, на помощь уже мчится, никому любимую обижать не позволит. Попятились молодцы, рогатины наизготовку поднимая.
— Потом тебя уму-разуму поучим… — Цедит один.
Вскочила Пёся, попятилась. А тут с ветки, словно коршун, муж любимый спикировал — налетел, словно бес, на врагов. Без игрищ, без рыка предварительного — одному голову отсек, другому брюхо вспорол, даже дернуться не успели люди князевы. Один стрелу успел ногу Зверю вогнать — а следующую и на тетиву наложить не успел, кровью фыркнул, подавившись, шею ему Чудище вспороло.
Четвертый прочь бросился, словно заяц испуганный вереща — а Зверь и взгляда на него не бросил — к жене своей любимой метнулся, на руки подхватил, словно боли своей совсем не ощущая. В глаза ему Пёся заглядывает — а там страх человеческий, тоска звериная. Понял, что супружница в порядке, что вовремя успел он — успокаиваться начал потихоньку. Урчит вопросительно. Не стала ему Пёся говорить, что взять ее силой пытались — иначе точно бросился бы четверного догонять, добивать, а у него стрела в лапе застряла! Но теперь точно придет войско княжеское за мужем ее любимым…
— Домой идем, — слезы глотая, бормочет Пёся. — Рану твою залечу, Солнце мое, да поговорим серьезно…
====== XV. Ося и Удо ======
Комментарий к XV. Ося и Удо Мне стало стыдно, что даже к Сердцу есть прода, а к Невесте нет! Так что вот прода, и не сердитесь, я просто не могла заставить себя описать хищеротику со стороны хища! Вот просто не могла заставить! :) Дальше будет проще и быстрее, как я думаю! :)
Разделка недавно убитого противника ненадолго отвлекла от тяжелых мыслей. Но скоро шкура оказалась выскобленной и аккуратно разложенной в неудавшемся любовном гнезде. Шуш, чувствуя, как против воли морщится, поспешил сбежать из своей пещеры. Ему пришлось усесться на землю рядом со своим временным жилищем, под деревом. Было почти физически больно смотреть на то место, где он мог бы быть счастлив рядом со своей самочкой. Снова навалилась щемящая тоска. Его самка… Она решила уйти… Он оказался недостойным.
Впрочем… Чего он, Шуш, ждал? За такой все окрестные самцы должны стаями бегать! И сильна, и охотница, и ласкова, и грива переплетена… Шуша, расстроенного и злого, ненадолго сморил сон — спас на пару часов от душевных (конечно, неизвестно точно, есть ли душа у яутжа, но скорее всё-таки есть!) страданий.
Ну, а разбудил воина лёгкий, аккуратный топоток. Инстинкт бросил Шуша вперёд, яутжа вцепился в шею врагу, собираясь одним движением сломать хребет тому, кто посмел так близко подобраться к нему. Только вот… Вместо противника перед Шушем обнаружилась его самка! Великий Кетану! Она всё-таки вернулась!!!
Шуш мгновенно разжал лапу, прижал к себе эту невероятную уманку и в который раз дал себе слово, что ни за что больше не расстанется по своей воле с этой чудесной самочкой. Она весело засмеялась и сама прижалась к нему, заглядывая в глаза, почесывая мандибулы, отчего против воли из груди вырывалось легкое, блаженное урчание. Шуш впервые честно признался сам себе: «Братец, ты крепко влюбился!» — и почему-то даже не ужаснулся. А раньше думал, что влюбленность — это словно конец света…
— Шуш, — решился яутжа, натянув маску. — Я Шуш. Шуш!
Самочка покачала головой, показывая, что не понимает, что от нее хочет яутжа. Охотник поставил уманку на землю и, имитируя привычные ей жесты, приложил к груди руку, слегка наклонился вперед.
— Шуш!
Девушка счастливо растянула свои губы в улыбке и, повторив его жест, произнесла:
— Ос-с-с-ся, Ос-с-с-ся.
Шуш мысленно нахмурился. Выговорить такое слово у него вряд ли удастся. Главное чтобы она не обиделась, если у него не получится с первого раза повторить… Нет, вроде бы получилось — головой качнула, засмеялась, соглашаясь, подтверждая, что так ее и зовут.
— Именование, удобство. Просьба, наименование, прошлое, непереводимо.
Ясно, ей неудобно выговаривать его имя. Ну, Удо, так Удо, Шуш не против, лишь бы рядом она была, Ося его замечательная! Девушка жестом показала, что хочет осмотреть его травму. Шуш уже привычно и послушно задрал переднюю лапу, подпуская девушку к уже почти зажившей царапке. Она волнуется за него… Шуш глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Он оказывался пару раз в медблоке — и после этого старался лишний раз даже в тот отсек не заходить. Было больно, страшно, унизительно. Никто не церемонился с покоцанным подростком и молодым тогда еще Охотником. А Ося так нежно возилась с любой, даже самой мелкой царапиной…
— Сон, Удо, любовь.
Шуш прижмурился и блаженно вцепился когтями в землю, не в состоянии по-другому выразить свои эмоции. Любимый… Она зовет его любимым… Яутжа почувствовал, что в груди опять начинает вибрировать негромкое урчание.
Сегодня — или никогда!
— Ося…
— М?
Шуш, решив, что больше он не будет бояться этого, принялся мягко стягивать со своей самочки одежду. Уманка засмущалась и задала какой-то вопрос — Шуш успел запомнить, с какими интонациями следуют вопросы, а с какими — разные утверждения. Отвечать яутжа не стал, тем более, что и не понял, о чем его спрашивали. А то опять отвлечет его какими-нибудь вопросами, а потом и вовсе придумает себе… И сбежит! Нет уж! Сегодня — или никогда, так сказал он, Старшая Кровь!
Самочка самостоятельно скинула с себя одежду и Шуш почувствовал приятное, томящее головокружение и тепло в паху. Самец прижал к себе подругу, чтобы она не мерзла без одежды и осторожно устроил на теплых шкурах, нависнув над ней и оперевшись на локти. Так ей будет удобнее… И ему тоже. Шуш слышал про то, что многие самки обожали наоборот забраться на самца, уложив его на спину, и самостоятельно задавать темп и положение. Но вряд ли уманка — такая нежная и хрупкая — захочет поступить так же.
Ося волновалась. Шуш прекрасно понимал — он сам чувствовал, что дрожит всем телом, не в силах справиться с боязнью сделать что-то не так, напугать, причинить боль, обидеть… Но когда его избранница осторожно коснулась рецепторов, страх отступил, сменившись на томительное ожидание. Яутжа осторожно провел языком по груди девушки, по ее шее. Пусть полностью расслабится. Пусть… Пусть… Шуш почувствовал, что мысли путаются, а урчание, издаваемое им самим становится все громче и громче.