— Нет. Думаю, мы его еще увидим. Уж очень он любит свою работу. — Арчулета скорчил гримасу. — Пожалуй, лучше всего взять его на довольствие и включить в платежную ведомость.
— А вдруг он решит расправиться с теми, кто там сейчас? — возразил Хэрригэн. — Я отвечаю за эти улицы, Дэнни, сынок. И мне нужен этот парень!
Арчулета встал и выглянул в инструктажную. Он увидел там новенького, пытавшегося заболтать Леону. Она, казалось, терпеливо слушала его, но было очевидно, что никакого шанса она парню не даст.
— Я постараюсь разузнать все, что можно, — сказал Арчулета. — Да, кстати, забыл тебе сказать. Прислали замену Феррису. Это некто Джерри Лэмберт. Патрульный полицейского участка Рэмыарт.
Хэрригэн поднял взор и увидел парня, который дважды пытался заговорить с ним.
— Этот самый? — с некоторым удивлением сказал он. — Я думал, пришел техник, чтобы отремонтировать кондиционер. — Хэрригэн презрительно фыркнул. — Лэмберт. Да. Я слышал о нем. В первую же неделю своей работы он наткнулся на четверых громил, грабящих банк. Вместо того, чтобы позвать на помощь, мальчишка забирает всех четверых и получает благодарность в приказе от самого мэра. — Он поморщился. — Пижон. Мне таких не нужно.
— Говорят, парень не так уж и плох, — сказал Арчулета. — Разбирается в слежке и электронике, а уж это тебе точно нужно. Послушай, да он сам напросился, чтобы его взяли сюда!
— Плохой признак, — сказал Хэрригэн, качая головой. — Уже по одному этому можно сказать, что он чокнутый. Арчулета снова выглянул в инструктажную.
— Похоже, он кадрит Леону.
— Первая его большая ошибка, — в один голос сказали Хэрригэн и Арчулета и улыбнулись друг другу.
В инструктажной Леона Кэнтрелл стояла, сложив руки, и слушала Джерри Лэмберта, который потчевал ее, как он говорил, историей из собственной практики.
-..Ну, я сказал: «Леди, вы арестованы!», — рассказывал Лэмберт. — А она спрашивает: «Почему?» А я ей: «Потому что ваш муж мертв». А она и отвечает: «Я и прежде втыкала нож в этого кретина, но он еще ни разу не помер!».
Леона вежливо улыбнулась.
— И впрямь смешно, — сказала она, подходя к Лэмберту поближе и кладя руку ему на плечо. — Знаете, я о вас слышала!
Она пододвинулась еще ближе и, резко наклонившись, опустила руку ниже его живота. Лэмберт ахнул и зажмурился от боли.
— Не вздумай больше пробовать на мне свои старые штучки, а то навсегда распрощаешься со своими яйцами, понял?
Лэмберт еще раз ахнул и быстро кивнул, соглашаясь.
— Ну, я вижу, вы уже познакомились, — сказал Арчулета, подходя к ним.
— Лэмберт, — обратился он к парню, — почему бы тебе не повидать лейтенанта?
Леона выпустила его и мило ему улыбнулась. Лэмберт издал какой-то звук, с удивлением и даже с некоторым страхом уставившись на нее, потом попятился к двери в кабинет Хэрригэна, постучал в нее и вошел.
Хэрригэн посмотрел на него. Лэмберт глянул назад в открытую дверь на Леону и покачал головой.
— Она что, бешеная? — спросил он.
Хэрригэн встал, обошел вокруг стола, положил руку Лэмберту на плечо и тихонько подтолкнул его к стулу, а сам сел перед ним на край стола.
— Сейчас я произнесу то, что называю речью, сынок, — заговорил он. — Другой речи у меня нет, и произношу я ее всего раз, так что будь внимателен. — Он подождал, чтобы удостовериться, что Лэмберт слушает. — До сих пор, — продолжал Хэрригэн, — были забавы и приключения, полицейские и воры, пироги и пышки. Но сейчас вокруг тебя одно дерьмо. Метро Дивижн приравнено к военной зоне, а у тебя, я знаю, репутация любителя пострелять, и это меня беспокоит. Мы смогли выстоять, потому что мы — одно целое, одна команда, потому что мы думаем и действуем сообща.
— Лейтенант, я знаю, куда просился, — сказал Лэмберт. — Мне стоило таких трудов попасть сюда! Хэрригэн покачал головой.
— Именно это меня и пугает, сынок, — сказал он. — Ни один человек не просится сюда просто так. Тут не место для выкаблучивания, и я не потерплю рядом с собой человека, который что-то кому-то хочет доказать. — Он помолчал. — Пойми меня правильно, сынок, — продолжал Хэрригэн, не желая, чтобы его приняли за твердолобого осла, но и решив дать Лэмберту еще немного подумать. — Нам здесь нужны хорошие работники. А ты, говорят, в своем деле разбираешься. Но для нас прежде всего — чувство одной команды. Живи с этим чувством, и все будет нормально, все мы будем стоять за тебя. Но запомни: дверь открывается в обе стороны. Так-то вот.
Он протянул Лэмберту руку. Тот пожал ее несколько неуверенно.
— Добро пожаловать на войну, сынок, — мрачно сказал Хэрригэн.
Глава 3
Рамон Вега любил жить на широкую ногу, и такую жизнь ему обеспечивала торговля наркотиками. Его роскошный дом в привилегированном районе Банкер-Хилл в Лос-Анджелесе стоил гораздо дороже, чем любой из самых шикарных домов в Бел-Эйр или в Пасифик-Палисейдс, и он потратил еще несколько миллионов на его реконструкцию. Лос-Анджелес, вероятно, был единственным городом в мире, где очень состоятельные люди покупали красивые, стоившие по несколько миллионов долларов особняки, а потом сносили их и строили на этом месте новые, поскольку земля всегда стоила гораздо больше, чем возведенные на ней сооружения. Следуя этой странной традиции, Рамон Вега и купил роскошный дом, а затем полностью его перестроил.
Фирма, занимающаяся дизайном интерьеров, которую он подрядил за королевское вознаграждение, работала почти год, чтобы превратить этот особняк в тот дом, в котором, по представлению Рамона Веги, и подобает жить человеку, занимающему такое положение, какое занимал он. В результате новый дом хотя и не отличался безупречным вкусом, зато явно поражал роскошью. Построенный на разных уровнях и ослепительно сверкавший, он представлял смесь храма майя и дворца арабского владыки. Высокие потолки поддерживались массивными колоннами, а полы были выстланы причудливыми узорами из плит вулканического стекла и мрамора. Тяжелые двери украшали инкрустированные бронзовые панели. Люстры, казалось, позаимствовали из какого-нибудь дворца прошлого века, а смесители в ванных были сделаны из чистого золота и платины. Интерьеры резиденции Веги вызывали в памяти роскошные интерьеры голливудских фильмов и, безусловно, отличались экстравагантностью. Недоставало лишь заляпанного кровью каменного алтаря, у которого священнослужители в капюшонах, держа в руках ножи из вулканического стекла, читали бы нараспев ритуальные заклинания над обнаженной и корчащейся жертвой, предназначенной на заклание.
Рамон Вега достиг определенного положения, если принять во внимание его бедное детство на улицах Боготы. И на пути от нищенской комнатенки, где проживала его семья, до этого дворца в Лос-Анджелесе он неизменно получал деньги от продажи кокаина, поэтому и испытывал чуть ли не подобострастное почтение к белому порошку, который вознес его столь высоко. Кокаин дал ему все, чего только он когда-либо желал: власть, положение, деньги, женщин. Все самое лучшее.
Одевался он только у самых дорогих портных, а ездил только в самых дорогих автомобилях. В любой день из его собственного гаража ему могли подать — естественно, с шофером — белый, сделанный на заказ «роллс-ройс-корниш» с откидывающимся верхом, черный «феррари тестаросса», или красный «ламбургини коунтак». Ювелиры на Родео-драйв заискивали перед ним, желая угодить ему во всем, когда бы он ни появился, и одного его телефонного звонка было достаточно, чтобы для него был заказан столик в любом из лучших ресторанов города на любой вечер. Рамон Вега, благодаря особенностям своей профессии, не числился в списке достопочтимых граждан города, зато он мог легко купить каждого, кто состоял в этом списке, так что он особенно не расстраивался. С его жизнью не могла сравниться даже элита Палм-Спрингс, и он наслаждался на полную катушку.
Сладостные звуки музыки наполняли комнату, и Рамон ритмично двигался в кровати вместе с темпераментной и красивой девятнадцатилетней девушкой. Он даже не знал ее имени. Да и зачем? Какая разница? Он увидел и возжелал ее, а когда мужчина катит в «ламборгини коунтак», обладает красивой внешностью, а денег у него — куры не клюют, выбрать красивую девушку не проблема. Это занятие было сродни хождению по магазинам. А ходить по магазинам Рамон любил.