Той же осенью, преследуя олениху, чтобы направить ее в сторону Вайрда, поджидавшего добычу с луком и стрелой наготове, я с размаху налетел на дерево. И не будь мои ступни закреплены в веревочной подпруге Велокса, я, наверное, выпал бы из седла. А так я не покалечился, отделавшись только большим синяком на бедре. Зато пострадала моя прекрасная, наполовину кожаная, наполовину оловянная фляга для воды – глубокая выбоина согнула ее чуть ли не пополам. Я страшно огорчился, что не сумел уберечь такой дорогой и полезный подарок. Однако Вайрд сказал мне:
– Не печалься так, мальчишка. Пока я буду свежевать эту прекрасную олениху нам на ужин, пойди и набери поблизости со всех кустов и трав побольше семян – какие только найдешь.
Когда я вернулся, придерживая подол своей блузы, полный разнообразных семян, старик велел:
– Насыпь их в поврежденную флягу столько, сколько туда поместится. Теперь возьми вот это. – Он отдал мне свою флягу. – Налей воды до самого края. А сейчас заткни флягу покрепче, поставь в сторону и забудь о ней. Вот, накорми этой требухой своего орла. А потом помешай мясо и бульон и поддерживай огонь, пока я маленько отдохну. Разбудишь меня, когда еда будет готова.
Свежая оленина, сваренная в жирной шкуре и благоухающая пряным ароматом, поскольку Вайрд добавил в бульон лавровый лист, была такой нежной и вкусной, что я совсем позабыл о фляге. Наш роскошный ужин еще не закончился, когда я вдруг услышал отчетливый хлопок там, где лежали наши еще не разложенные подстилки. Я пошел посмотреть и обнаружил, что моя фляга распрямилась и вмятина исчезла, осталась только легкая царапина на кожаном футляре; лучше и быть не могло.
– Если всего лишь намочить семена, зерно, бобы и все подобное этому, – сказал Вайрд, – то они начнут набухать и давить с невероятной силой. Не вынимай их, мальчишка, пока они не выбьют затычку выше этих деревьев – или не разорвут саму флягу.
Разумеется, наше с Вайрдом общение вовсе не сводилось к тому, что он учил, а я слушал – или дерзко возражал наставнику, как он часто жаловался. Чаще мы говорили о менее важных вещах. Помню, как однажды он лениво поинтересовался, почему это у меня такое странное имя, больше смахивающее на инициал. Я рассказал ему, что когда монахи аббатства Святого Дамиана нашли подкидыша, то есть меня, то обнаружили на свивальниках только одну руну – þ.
– Полагаю, – сказал я, – она могла означать первую букву имени Феодад, или Феудис, или что-то в этом роде. – Тут следует пояснить, что, в отличие от римлян, готы и представители родственных им народов произносили руну, обозначающую первую букву моего имени, как нечто среднее между звуками «т» и «ф», ближе к «ф».
– Скорее уж Феодорих, – возразил Вайрд. – В то время этим именем часто называли на западе только что родившихся мальчиков, потому что Феодорих Балта, король визиготов, как раз тогда героически погиб на Каталаунских полях, в битве с гуннами. Вскоре после этого престол унаследовал его сын, которого тоже назвали Феодорих, он правил мудро и милостиво, так что заслужил всеобщее восхищение.
Я ничего не ответил. Я слышал об этих Феодорихах, но сильно сомневался, что моя мать назвала своего младенца-маннамави в честь короля.
– Теперь где-то на востоке, – продолжил Вайрд, – есть другой Феодорих, или, как римляне говорят, Теодорих. Этот Теодорих Страбон управляет большей частью остроготов. Но поскольку прозвище в переводе обозначает «Косоглазый», бьюсь об заклад, что не очень-то много найдется родителей, которые назовут своих сыновей в его честь. И есть еще один Теодорих, приблизительно твоего возраста, совсем еще мальчишка, – Теодорих Амала. Его отец, дядя, дед, а возможно, и вообще все предки были королями у остроготов.
В тот день я впервые услышал про великого Теодориха, чья жизнь по прошествии некоторого времени должна была тесно переплестись с моей собственной. Однако поскольку я не был мудрецом, не умел гадать на рунах и не был наделен даром пророка, то слушал Вайрда всего лишь с легким интересом. Он продолжил свой рассказ:
– Говорят, сейчас этого юного Теодориха держат в заложниках в императорском дворце в Константинополе. Римляне хотят быть уверены в том, что его отец и дядя не нарушат перемирие в Восточной империи. Мальчишке повезло: быть заложником у императора Льва гораздо приятней, чем, скажем, у гуннов. Я слышал, что этого Теодориха вырастили со всеми привилегиями, которые оказывают сыну заслуженного римского патриция. Говорят, что его любят при дворе: парень он смышленый и ловкий, хорошо знает языки, да и физической силой не обделен. Не сомневаюсь, что, когда этот Теодорих вырастет, он унаследует королевство остроготов и небось доставит неприятности Римской империи. А его именем, кто знает, может, назовут целые поколения младенцев.