– Она опасна, но сама не представляет насколько. Лучше, чтобы это осталось между нами.
Должно быть, Томас ответил утвердительно, потому что в следующее мгновение дверь открылась. Заметив ее поднятую руку, готовую постучать, Томас кивнул. Его невысокая коренастая фигура с убийственной грацией скрылась из вида.
Морана обернулась и увидела, как ее отец, расхаживая перед окном, разговаривает с кем-то по телефону. Его темные волосы такого же оттенка, как у нее (и это еще одна причина того, что она стала перекрашивать свои), были подчеркнуты единственной седой прядью надо лбом, которая каким-то образом делала его лицо более грузным и заставляла окружающих воспринимать Габриэля Виталио с должным почтением.
Борода была подстрижена на французский манер и ухожена, как и всегда, и только небольшие морщинки возле глаз выдавали его возраст. Издалека отец выглядел не старше тридцати с небольшим.
Взгляд его темных глаз устремился к ней. Морану уже давно перестало задевать, что при виде нее в этом взгляде не возникало ни восторга, ни недовольства, не было вообще никакой реакции. Однако ей стало любопытно.
– Погоди минуту, – тихо сказал он в трубку серьезным голосом, сохранившим легкий акцент, и, подняв брови, посмотрел на дочь.
– Мне нужно с тобой поговорить, – уклончиво заявила Морана, стоя у входа в роскошный кабинет, а в ее голове закрутились шестеренки.
Отец кивнул.
– После ужина. Мы сегодня ужинаем в «Кримзоне». В половине восьмого. Рассчитываю тебя там увидеть.
И снова вернулся к разговору.
Сбитая с толку подслушанным разговором, Морана ушла, закрыла за собой дверь и посмотрела время на телефоне. Было уже шесть.
Она вздохнула и пошла к лестнице, что вела к ее апартаментам, стараясь выровнять дыхание. Она все выяснит.
«Кримзон», один из самых дорогих, самых красивых и элитарных ресторанов в Шэдоу-Порте, располагался прямо в центре города. А еще сюда частенько захаживали мафиозные семьи. Будучи одним из любимых заведений ее отца, ресторан этот каждой своей стеной источал элегантность и чувство стиля, а его интерьер был выполнен в различных оттенках красного с приглушенным желтым светом, который создавал интимную атмосферу.
Морана его ненавидела.
Ненавидела всецело: атмосферу, клиентов, все. Можно было подумать, что люди, в жизни которых так много красного цвета, будут его сторониться. Но нет, они словно купались в нем.
Она ненавидела это. Ненавидела, как мужчины, с которыми отец вел дела, порой рассматривали ее с головы до ног, как манекена на витрине. Ненавидела, что от нее только и ожидали, что она будет молчать и хорошо выглядеть, не высказывая своего мнения, при том что коэффициент IQ у Мораны был выше, чем у всех собравшихся за столом. А еще ее выводило из себя, что отец оставался к этому абсолютно равнодушным.
Во всем этом было лишь одно спасение. Она не улыбалась, когда не хотела, и, к счастью, отец никогда не заставлял ее это делать. В основном Морана просто сидела и с хмурым видом слушала разговоры мужчин. Иногда играла в телефоне. В иной раз просто смотрела в окно, наблюдая за смеющимися парочками, которые проходили мимо, держась за руки, за счастливыми семьями, которых мало что интересовало, кроме друг друга.
И хотя их сотрапезники прежде уже подмечали поведение Мораны, отец никогда не обращал на это внимания. Такова была простая негласная договоренность между ними. Она приезжала в указанный ресторан на своей машине, молча сидела и ела, играла роль послушной дочери и уезжала опять же на своей машине. За все двадцать четыре года ее жизни это соглашение ни разу не менялось.
Сидя за привычным столом на шесть персон, Морана закрыла глаза и прислушалась к грохоту туч и бормотанию толпы. Небеса весь день грозились пролиться ливнем, но с полудня так и не переступили порог. Однако холодный ветер за окном будто звал Морану. А она застряла в помещении с охлажденным кондиционером воздухом, от которого по ее голым рукам побежали мурашки.
Она приехала полчаса назад в простом синем платье без рукавов, облегавшем верхнюю часть тела и волнами спадавшем до колен, и любимой паре бежевых туфель на высоком каблуке. Бретели платья обнажали половину спины и слегка оголяли грудь. Поскольку Морану совершенно не волновало, какое впечатление она производила на тех, с кем встречался ее отец, она оставила волосы распущенными, не стала надевать контактные линзы и обошлась почти без макияжа. Прошло уже полчаса. Толпа в ресторане гудела, а присутствующие за столом вели беседу о каком-то судоходном предприятии.
Но Морану отвлекали мысли о предстоящем разговоре с отцом.
Вздохнув, она оглядела ресторан, суетливых официантов и болтающую толпу, позволяя взгляду блуждать по ним, а мыслям уноситься прочь.