Я прохожу вдоль стены и упираюсь в ещё одну стену, а затем ещё одну… и ещё. Пространство такое маленькое.
«Черт! Я так глубоко в дерьме. Они собираются убить меня. О, Боже. Я умру. Как они нашли меня? Что я сделала не так?» — наступает паника, побеждая весь здравый смысл. Я чувствую, что подошла к углу, и соскальзываю вниз, пока моя задница не касается пола. Я прижимаюсь спиной к холодной, твёрдой поверхности, пока практически не сливаюсь с ней.
Страх провоцирует темноту потянуться ко мне когтистыми пальцами. Кажется, что время замедлилось и не хватает воздуха.
От осознания всего ужаса ситуации мои внутренности дрожат, а во рту становится сухо.
Секунды переходят в леденящие, наполненные ужасом минуты.
Минуты переползают в нервирующие, страшные часы.
Я не знаю, сколько прошло времени. Не знаю, ночь или день на улице. Я не знаю, кто удерживает меня и почему.
Я не знаю ничего, кроме голого ужаса.
Я прижимаю колени к груди и раскачиваюсь, когда слышу громкий удар по одной из стен. Я взвизгиваю и вжимаюсь ещё сильнее в холодный металл. Что, б**дь, это было?
Я собираюсь пройти все эти стадии. Вначале паника, затем страх. Потом я начну убеждать саму себя, что найду способ сбежать, пока снова не буду спокойна. Гнев придет последним, тогда я начну придумывать способы защитить себя. Пока я полна ярости, я воображаю способы, которыми собираюсь убить того, кто держит меня взаперти.
Я перехожу от чувства жара по всему телу к ознобу за секунды, от истерического плача к простому раскачиванию своего тела, как какой-то сумасшедший человек.
Но сейчас, в отличие от всего, что я чувствовала раньше, — это парализующий страх.
Я продолжаю думать, что любая секунда может быть последней.
Я боюсь, что закончится воздух. Что делать, если меня похоронили, а я даже не знаю этого?
Я постоянно представляю, что умру в этой чёрной дыре, и никто никогда не узнает об этом.
Вдруг я слышу скрежет ключа в двери, а затем свет заливает крошечную комнату. Испуганный визг срывается с моих сухих губ. Я быстро сканирую помещение, прежде чем свет погаснет. Тут только серые стены, серый пол и серый потолок. Это выглядит, как маленькая коробка.
О Боже! Они держат меня в каком-то ящике! Они собираются похоронить меня!
Моя грудь начинает сжиматься, и становится трудно дышать. Я покрываюсь холодным потом, и моё тело начинает ужасно трястись.
Я не хочу так умирать.
Горячие слёзы текут по моим щекам, но я слишком напугана, чтобы их вытирать.
Мужчина, стоящий у двери, просто смотрит на меня, и это до чёртиков пугает. У него неровная бородка и лохматые, тёмные с проседью волосы. Он довольно высокий, с широким торсом и заметным животом, что говорит о том, что мужчина, стоящий передо мной, живёт безбедной жизнью.
Мне требуется время, чтобы узнать его, но когда я это делаю, облегчение накрывает меня, и на мгновение я чувствую слабость и головокружение.
— Мистер Аттридж? — квакаю я, а затем начинаются слёзы.
Я пытаюсь встать, опираясь на стену. Мои ноги дрожат, что угрожает падением в любую секунду.
Раньше мистер Аттридж постоянно приходил к нам домой. Он, папа и дядя Том были очень близки до несчастного случая.
Мужчина хмурится и теперь выглядит далеко не дружелюбно. Момент моего облегчения был недолговечным, слёзы высыхают до того, как страх накрывает меня.
— Кара, — говорит он, когда заходит в комнату. Мужчина закрывает дверь, и я больше не могу его видеть.
Моё сердце колотится, и я вздрагиваю, когда пламя спички на мгновение освещает небольшое пространство. Маленькое пламя заставляет жуткие тени прыгать и танцевать на металлических стенах.
Он закуривает сигарету, а затем всё, что остаётся, это светящийся красный уголёк.
— Представь себе наше удивление, когда мы увидели, как ты идёшь по дороге к бару Иззи. Ты так похожа на свою мать. Пусть земля ей будет пухом, — мужчина затягивается, и уголёк горит ярче, придавая мрачность маленькому помещению.
— Глупо было менять своё имя на имя матери. Ты сделала свои поиски такими лёгкими.
Мистер Аттридж делает ещё одну затяжку, снова освещая лицо страшным красным мерцающим светом.
— Да, это был действительно глупый поступок, — шепчет он, от чего холодный озноб бежит вверх по моему позвоночнику.
— Итак, к несчастью для тебя, у нас есть счёты с твоим отцом, — я слышу его южноафриканский акцент, который давно забыла, слышу, как он плюёт, и не понимаю, почему этот мужчина здесь, почему я здесь.
Я начинаю дрожать, и страх набухает в груди до тех пор, пока не начинает душить.
— Я не понимаю! — кричу я, когда страх становится слишком сильным, чтобы его выносить.
— Я знаю, моя девочка. Мне очень жаль, но именно так обстоят дела. Ты знаешь, как это работает. Дети платят за грехи своих отцов.
Дверь снова открывается, и входят три человека. На мгновение я могу видеть только их силуэты на фоне резкого солнечного света, льющегося позади них. Один из мужчин держит камеру и возится с ней, пока красный индикатор не начинает мигать.
Зачем, нахрен, им нужна камера?
Другие два подходят ближе ко мне, и мой взгляд устремляется к ним.
Стивен! Стивен один из них?
Стоя неподвижно, я могу только дрожать и смотреть.
Как же я была неосторожна. Все это время они наблюдали за мной. Я совершенно забыла, что скрываюсь, чтобы выжить.
— Скажи своё имя на камеру, девочка, — приказывает мистер Аттридж.
— Каси Смит, — выпаливаю я. Я не хочу разозлить их.
— Настоящее имя! — раздраженно огрызается он, и я вздрагиваю от враждебности в его голосе.
— Кара Эллисон, — стук моего сердца отдаётся в ушах.
— Скажи дату своего рождения, — снова приказывает он.
— Девятое октября, — я стараюсь смотреть одновременно на каждого, но в основном на Стивена и мистера Аттриджа.
— Кем тебе приходиться Ральф Эллисон? — рычит он, и мой желудок скручивается от ужаса.
— Он мой отец, — хнычу я.
— Всего десять минут, парни. Нам нужно достаточно плёнки, чтобы этот кусок дерьма осознал, что мы настроены серьёзно. После того, что мальчики сделают с тобой, твой дядя прибежит тебя спасать, так же, как тогда, когда я убил твоих родителей. Не сердись, Кара, просто так всё устроено. Без обид, — я смотрю на мистера Аттриджа огромными от ужаса глазами, когда он протягивает сигарету мужчине рядом с ним. — Держи, Генри.
А затем он уходит, оставив меня с тремя мужчинами.
Когда дверь камеры закрывается, вспыхивает яркий свет, на меня направлен луч прожектора. В ярком свете всё остальное вокруг меня тускнеет. Моё тело начинает трястись, и я вжимаюсь обратно в холодную стену.
Что происходит?
Что они собираются делать?
Миллион ужасных сценариев проносится в моём сознании, стягивая холодной хваткой паники мои внутренности.
Генри двигается первым и идёт прямо на меня. Он выглядит, как громадная тёмная масса. Я кричу и уворачиваюсь в сторону, но мужчина хватает меня за руку, дергая обратно.
На меня падает ослепительный свет, и крошечная красная лампочка говорит мне о том, что они записывают всё это.
Голос Генри — это злобное рычание, которое будоражит каждый нерв и заставляет мои внутренности дрожать.
— Не стой столбом. Тащи свою задницу сюда и оставайся внизу.
Меня насильно вытаскивают из угла. Я теряю равновесие, а мои колени с силой ударяются об пол. Зубы стучат, и я прикусываю язык.
— Снимай куртку, — рявкает Генри.
— Нет! — визжу я, пытаясь отодвинуться. — Пожалуйста, не делайте этого. Я ничего не знаю, — прошу я, и это всё, что мой мозг может придумать в этот момент.
От паники мои движения становятся бешенными и неконтролируемыми, а воздух становится горячим и спёртым из-за количества людей, находящихся в небольшом пространстве. От дыма сигареты мне хочется заткнуть рот.