Вынув термометр из-под мышки трупа, она записала температуру – девяносто семь целых две десятых градуса[36 °С.]. Затем прошла в ванную комнату и заглянула в душевую кабину. Осмотрела унитаз и ведро с использованной туалетной бумагой. Раковина была сухой, и на ней не было следов крови. Скарпетта посмотрела на Марино:
– Перчатки лежали в раковине?
– Да.
– Если после убийства он – или она – снял их и бросил в раковину, там обязательно должны были остаться следы крови. Окровавленные перчатки не могли не оставить следов.
– Если только кровь не успела высохнуть.
– Это вряд ли, – усомнилась Скарпетта, открывая свой чемоданчик с реактивами и доставая оттуда всю свою химию. – Если только убийца не оставался в них достаточно долго.
– Но кровь высыхает довольно быстро.
– Не всегда. Они у тебя далеко?
Они вышли из ванной комнаты, и Марино извлек из коробки с вещественными доказательствами большой коричневый пакет. Открыв его, он дал заглянуть туда Скарпетте. Одна из перчаток была совершенно чистой, другая частично вывернута наизнанку и испачкана темной запекшейся кровью. На перчатках не было талька. Похоже, чистую перчатку вообще не надевали.
– Мы сделаем анализ ДНК и снимем отпечатки, – сказала Скарпетта.
– Он, видно, не знал, что внутри латексных перчаток остаются отпечатки пальцев, – заметил Марино.
– Значит, он не смотрит телевизор, – подал голос один из полицейских.
– Да там одно фуфло. Смотреть тошно, – прокомментировал другой коп из-под кровати. – Ага, кое-что есть.
Он поднялся на ноги, держа в руках фонарик и маленький револьвер с рукояткой из палисандрового дерева. Стараясь не прикасаться к металлу, он открыл барабан.
– Не заряжен. Не слишком-то он ей помог. Похоже, из него вообще не стреляли.
– Все равно надо снять отпечатки, – сказал Марино.- Странное место для хранения оружия. Как далеко он лежал?
– Чтобы его достать, надо было залезть под кровать. Двадцать второй калибр. В самый раз для такой развалины.
– Ты шутишь, – сказал Марино, взглянув на револьвер. – Неподходящая игрушка для старой бабушки с трясущимися руками.
– Должно быть, кто-то дал ей его для самообороны, а старушка засунула его подальше.
– А патроны к нему вы нашли?
– Пока нет.
Опустив револьвер в пакет, полицейский положил его на комод, где стояли пузырьки с лекарствами, которыми уже занялся его напарник.
– «Аккуретик», «Диурез» и «Эндурон», – прочитал он названия на этикетках. – Понятия не имею, что это такое.
– Мочегонное. Прописывают при гипертонии.
– «Верапамил», уже давнишний. Куплен в июле.
– От гипертонии, ангины и аритмии.
– «Апрезолин» и «Лонитен». Язык сломаешь. Им уже больше года.
– Сосудорасширяющее. Тоже от гипертонии.
– А может, ее кондрашка хватила? «Викодин». Я знаю, что это такое. И «Ултрам». Эти выписаны недавно.
– Болеутоляющее. Возможно, она пила их из-за артрита.
– «Зитромакс». Это ведь антибиотик? Выписан в декабре.
– Еще что-нибудь есть? – спросила Скарпетта.
– Нет, мадам.
– Кто сообщил в Центр судмедэкспертизы, что она страдает от депрессий? – спросила Скарпетта, глядя на Марино.
Последовало молчание.
– Какого черта, – буркнул Марино. – Я уж точно не звонил.
– Так кто же звонил? – повторила она свой вопрос.
Полицейские переглянулись.
– Вот черт, – снова скривился Марино.
– Подождите. – Скарпетта принялась набирать номер Центра судебно-медицинской экспертизы. – Кто сообщил вам о смерти от огнестрельного оружия? – спросила она дежурного.
– Голливудская полиция.
– Но кто именно?
– Детектив Вагнер.
– Детектив Вагнер? – удивилась Скарпетта. – А в котором часу она звонила?
– Подождите, я посмотрю. В два часа одиннадцать минут.
Взглянув на Марино, Скарпетта спросила:
– Ты можешь точно сказать, когда ты мне звонил?
– В два двадцать, – ответил он, проверив время по сотовому.
Скарпетта посмотрела на часы. Уже половина четвертого. На рейс в шесть тридцать она уже не успевает.
– А в чем дело? – спросил ее дежурный.
– Когда вам звонила так называемая детектив Вагнер, какой номер был на дисплее?
– Так называемая?
– Ведь вам звонила женщина?
– Да.
– В ее голосе было что-нибудь необычное?
– Вовсе нет, – ответил дежурный, чуть помедлив. – Он звучал вполне убедительно.
– Она говорила с акцентом?
– Кей, что происходит?
– Ничего хорошего.
– Дайте я посмотрю. Так, звонок в два одиннадцать. Абонент не опознан.
– Ничего удивительного, – вздохнула Скарпетта. – Я приеду через час.
Наклонившись над кроватью, она внимательно посмотрел на руки убитой, затем осторожно повернула их ладонями вверх. Она всегда старалась быть деликатной, несмотря на то, что ее пациенты уже ничего не чувствовали. На руках не было ссадин порезов или синяков – никаких признаков того, что жертва боролась или была связана. Скарпетта вынула лупу и осмотрела руки еще раз. На этот раз она заметила на ладонях какие-то волокна и следы пыли.
– Вероятно, она лежала на полу, – предположила Скарпетта.
В этот момент в комнату вошла Реба, бледная и мокрая от дождя.
– Лабиринт какой-то, а не улицы, – сказала она.
– Эй, в котором часу ты звонила медэкспертам? – спросил ее Марино.
– Насчет чего?
– Насчет цен на яйца в Китае.
– Что? – переспросила она, глядя на окровавленный труп на кровати.
– Насчет этого случая! – рявкнул Марино. – О чем еще я могу спрашивать? И почему у тебя не работает опознаватель?
– Я не звонила медэкспертам. Зачем звонить, когда она и так уже здесь? – ответила Реба, глядя на Скарпетту.
– Надо надеть ей на руки и на ноги пакеты, – распорядилась Скарпетта. – И завернуть ее в одеяло и чистый кусок полиэтилена. Постельное белье тоже нужно забрать.
Она подошла к окну, выходящему на канал. Глядя на цитрусовые деревья, мокнущие под дождем, она думала об инспекторе, которого видела здесь днем. Он ходил именно по этому участку, и сейчас она старалась припомнить, в котором часу это было. Незадолго до того, как они с Ребой услышали выстрелы. Еще раз оглядев спальню, она заметила на ковре рядом с окном два темных пятна.
На темно-синем ковре они были едва видны. Скарпетта вынула из сумки пузырьки с химикатами и пипетки, чтобы проверить наличие крови. Пятна находились на расстоянии нескольких дюймов друг от друга. Они были величиной с четверть доллара и имели овальную форму. Скарпетта потерла одно из них тампоном и накапала на него изопропиловый спирт, фенолфталеин и перекись водорода. Тампон окрасился в ярко-розовый цвет. Это не обязательно свидетельствовало о присутствии человеческой крови, но вероятность того была высокой.
– Если это ее кровь, то почему она здесь? – стала рассуждать Скарпетта.
– Может быть, это брызги? – высказала предположение Реба.
– Это невозможно.
– Это капли, и к тому же пятна не круглые, – заметил Марино. – Тот, из кого текла эта кровь, стоял на ногах.
Он поискал глазами другие пятна.
– Странно, что они только здесь и больше нигде. Если у кого-то шла кровь, пятен должно быть больше, – продолжал он, словно Ребы не было в комнате.
– На такой темной поверхности их трудно заметить, но я тоже не вижу других, – ответила Скарпетта.
– Надо обработать пол люминолом, – сказал Марино, по-прежнему игнорируя Ребу.
На ее лице появились признаки раздражения.
– Когда придут техники, надо попросить их взять образцы волокон с этого ковра, – сказала Скарпетта, обращаясь ко всем присутствующим.
– И пусть пропылесосят ковер, – добавил Марино, избегая негодующего взгляда Ребы.
– Вы должны дать мне показания, прежде чем уедете. Ведь это вы нашли ее, – обратилась к нему Реба. – Мне неизвестно. Что вы делали в ее доме.
Марино не удостоил ее ответом. Она для него просто не существовала.