— Поль сердиться не будет. Он романтик. Он уже сказал мне, что не удивится, если мы влюбимся друг в друга.
Я рассмеялся.
— Он не ошибся. Я-то уж точно влюбился. — Я взял Жизель за руку. — Пошли. Я провожу тебя до клуба.
В клуб мы вошли через дверь черного хода. Как Поль догадался, что мы войдем именно через эту дверь, не знаю, но он встретил нас у порога. Широко улыбнулся.
— Месье не желает выпить со мной? Я посмотрел на Поля, потом на Жизель.
— Вообще-то оставаться я не собирался. Хотел пойти домой, распаковать вещи.
— С этим успеется. — Он повернулся к Жизель. Во время первого шоу мы с Джерри будем за моим столиком. Потом вы сможете пойти домой, со второго шоу я тебя снимаю. — Жизель взглянула на меня, потом на Поля, и убежала по лесенке, ведущей к гримерным.
Поль взял меня за руку и повел к своему столику. Там нас ждал мистер Серый костюм, грея в ладонях бокал с коньяком.
— Сержант, — кивнул он мне. У меня отпали последние сомнения в том, что это генерал.
— Да, сэр. — И я вновь с трудом подавил желание отдать честь.
— Ты подал заявку на увеличение числа механиков?
— Подал, сэр.
— С полковником проблем не возникло?
— Нет, сэр. Он отправил заявку в штаб.
— И когда, по-твоему, прибудут солдаты?
— Не знаю, сэр. Надеюсь, что скоро. Серый костюм покачал головой.
— А я надеюсь, что в американской армии приказы выполняются быстрее, чем во французской. Если солдаты задержатся, то война закончится быстрее, чем мы приступим к делу.
Поль заговорил с Серым костюмом по-французски, потом повернулся ко мне.
— По последним сведениям, война закончится в мае. То есть в нашем распоряжении всего два месяца, чтобы отремонтировать восемьдесят джипов. Если ты с этим справишься, все будут довольны.
— Восемьдесят джипов — реальная задача, если, конечно, нам добавят людей.
— И ты разбогатеешь, — улыбнулся Поль. Серый костюм поднялся и протянул мне руку, которую я почтительно пожал.
— Благодарю вас, сэр. Я сделаю все, что в моих силах.
Серый костюм кивнул и направился к выходу. Я заметил, что за ним последовали двое мужчин. Я повернулся к Полю.
— Телохранители? Поль кивнул.
— Во Франции без этого нельзя. Мы не знаем, кто придет к власти, когда все это закончится.
— Я думал, что де Голль, — удивился я.
— В стране есть очень влиятельные политики, которые не хотят, чтобы армейский генерал становился президентом или премьером Франции, — объяснил мне Поль. — А наш генерал — голлист.
— Тогда он может не беспокоиться о будущем.
— Об этом мы узнаем только после войны, а пока надобно собирать урожай по мере его созревания.
— Я и не знал, что ты философ.
— Я не философ, а прагматик. — Поль улыбнулся. — Я считаю, что в этом мире ключевое слово — деньги. Если они у тебя есть, ты получишь то, что хочешь, и никто не будет тебе досаждать.
— Именно таких взглядов придерживаются французы?
Поль рассмеялся.
— За французов говорить не могу. Я корсиканец. А теперь наливай себе коньяка и наслаждайся жизнью. У меня есть кое-какие дела, но я вернусь к окончанию первого шоу.
Я выпил три порции коньяка, дожидаясь, пока Жизель появится на сцене. А потом аплодировал ей, как сумасшедший: очень уж она была хороша. Поль появился за столиком, когда шоу завершилось и аплодисменты перешли в овацию.
— Она очаровательна, не так ли?
Я кивнул.
— Более чем. Фантастическая женщина. И я говорю так не потому, что перебрал коньяка.
Поль положил руку мне на плечо.
— Джерри, я скажу своему шоферу, чтобы он отвез тебя и Жизель домой.
В квартиру мы вошли в начале первого.
— Я сварю кофе, — предложила Жизель.
— Не обязательно. Я не пьян.
Жизель рассмеялась.
— Я знаю, но мне надо поговорить с тобой. Я хочу, чтобы ты остался в живых после того, как выполнишь заказ и закончится война.
Я уставился на Жизель. Хмель как рукой сняло.
— Тебе известно что-то такое, о чем не знаю я?
— Ты должен помнить, что они корсиканцы.
— Даже генерал?
— Именно генерал. Среди корсиканцев он занимает едва ли не самый высокий пост. Он служит во французской армии, потому что верит в де Голля. Считает, что тот поддержит его в отделении Корсики от Франции и провозглашении острова независимым государством.
— Я ни шиша не смыслю во французской политике. А если де Голль не поддержит его?
— Начнется очередная гражданская война. Корсиканцы попытаются любым путем отделиться от Франции. И твоя работа на корсиканцев может закончиться плохо. Если французы не бросят тебя в тюрьму, то корсиканцы могут убить, потому что ты будешь слишком много знать об их делах.
— Господи! — Я не отрывал от нее глаз. — Зачем ты мне все это говоришь? Ты же подвергаешь опасности и свою жизнь.
Жизель рассмеялась.
— Я стриптизерша, а не Мата Хари. И я никак не задействована в их планах.
— Но ты же мне все о них рассказала. Жизель встретилась со мной взглядом.
— Я дура. Совсем как моя сестра. Она влюбилась в немца, а я — в американца.
Я взял Жизель за руку. Девушка прильнула ко мне.
— Я знаю, что ты не любишь меня, — прошептала Жизель. — Но мне все равно. Я тебя люблю, а это главное.
— Я тебя не понимаю, — честно признался я.
— Я француженка. Так что понимать тебе нечего. Пока мы здесь, мы будем любить друг друга. Я поцеловал ее в мягкие дрожащие губы.
— Когда-нибудь ты меня полюбишь? — прошептала Жизель.
— Я уже тебя люблю.
Какая же она была красивая. Но совсем не такая, как на сцене. Там у нее все было больше: налитая грудь, крутые бедра, длиннющие ноги. В спальне она словно уменьшилась в размерах. Превратилась в юную девушку с яркими синими глазами и доверчивым лицом.
Раздевшись, Жизель встала передо мной.
— Француженки не такие крупные, как американки. Ты удивлен?
— Нет. — Я коснулся упругой кожи. — Только на сцене ты выглядела иначе.
— Я и там такая же. Просто в костюмах в соответствующих местах вставлены накладки, поэтому, когда мы раздеваемся, зрители видят то, что представляли себе несколькими минутами раньше.