— И я хочу, чтобы ты знал, что тебе никто не будет досаждать, если ты решишь продать оставшиеся джипы на черном рынке.
— Спасибо, сэр.
Мы все встали, обменялись рукопожатиями, и генералы отбыли. Мы с Полем сели. Конверт все лежал на столе.
Я раскрыл его. Сосчитал банкноты. Пять тысяч американских долларов. Я посмотрел на Поля.
— Думаю, половина предназначена тебе. Он покачал головой.
— Со мной уже расплатились. Это твои деньги. Я присвистнул.
— Это какое-то безумие. Я же заработал больше двадцати пяти тысяч долларов.
— Позволь заверить тебя, что эти двое наварили куда больше. Ты им ничего не должен. И ты в полной безопасности. Услугу, которую ты им оказал, они не забудут.
— Я не знаю, как спрятать все это от американских властей, — вырвалось у меня.
— А почему тебе не поступить так же, как Бадди?
— Но он женат. И отдал деньги жене.
— Жизель сохранит их для тебя.
— Но мы не женаты, — напомнил я.
— Жизель тебя любит.., а деньги для нее значения не имеют. У нее они будут в целости и сохранности. Я подумал о Китти, о том, как она сберегла мои деньги.
— Я мог бы предложить тебе оставить их у меня, но это небезопасно. Я корсиканец, и слишком много людей во французских властных структурах знают о моих связях с сепаратистами. Если возникнут какие-то осложнения, они уничтожат меня и отберут все, что мне принадлежит.
— Господи, — вздохнул я. — Не понимаю я этого. Поль кивнул.
— Так уж устроен мир. Ирландцы сражаются с англичанами. Евреи — с арабами. Всегда найдутся люди, готовые драться за свою родную страну. Они верят, что именно они должны принести родине свободу. То же самое происходило и у вас. Вспомни Гражданскую войну.
— Спасибо за исторический урок, — не без сарказма ответил я, — но к моим деньгам он не имеет никакого отношения. Я по-прежнему не знаю, как их сохранить.
— Ты всегда можешь их задекларировать, — рассмеялся Поль. — Скажешь, что выиграл в карты. Заплатишь налоги и будешь спать спокойно. Конечно, денег у тебя останется совсем ничего, зато ты будешь чист перед законом.
— Теперь ты смеешься надо мной.
— Конечно, смеюсь. Если ты можешь кому-то довериться, так это Жизель. — Поль поднялся из-за стола. — Мой тебе совет — поговори с ней сегодня же вечером.
Я провожал Поля взглядом, тюка он не скрылся за дверью, ведущей за кулисы. Сукин сын сказал чистую правду. Ничего другого мне не оставалось. Я не хотел, чтобы меня снова обчистили. Дядя Гарри и Китти преподали мне хороший урок. Но довериться я мог только Жизель.
Апрель заканчивался. Тридцатого, в одиннадцать вечера я сидел за столиком Поля в «Голубой ноте» и ждал, пока Жизель отработает свой номер и мы сможем пойти домой. Я как раз поднес ко рту стакан с пивом, когда за спиной раздалось: «Сержант Купер!»
Голос я узнал, поэтому тут же вскочил, вытянулся в струнку и отдал честь.
— Полковник!
— Вольно, сержант. — Он сел за столик.
— Да, сэр. — Я тоже опустился на стул. — Могу я предложить вам что-нибудь выпить, сэр?
— Спасибо, Купер. Как ты думаешь, есть у них канадское ржаное виски?
— Я могу спросить. — Я сделал знак официантке. Но Поль оказался проворнее. Он уже спешил к нашему столику.
— Полковник. — Улыбка растянула его рот до ушей. — Я счастлив вновь видеть вас здесь.
Поль умел расположить к себе людей. Последний раз он видел полковника несколько месяцев назад, когда Бадди приводил его в клуб.
— Полковник спрашивает, если ли у тебя канадское ржаное виски.
— Нет, сэр, — печально ответил Поль. — Но я готов угостить вас американским бурбоном.
— Пойдет, — ответил полковник. — Спасибо. И стакан имбирного эля.
— Сию минуту, сэр, — просиял Поль. Полковник пристально посмотрел на него.
— И я хотел бы поговорить с сержантом наедине.
— Мой кабинет к вашим услугам, сэр, — поклонился Поль. — Никто вас там не потревожит.
Пять минут спустя мы сидели в кабинете Поля. Я попал туда впервые. Маленькая, со вкусом обставленная комната. Старинный стол, за ним кресло, напротив — обитый кожей диван. На стене несколько афиш.
Полковник уселся за стол. Поль поставил перед ним бутылку бурбона, стакан, лед и имбирный эль. Полковник наполнил стакан и наклонился вперед.
— Война заканчивается, — заговорщицким шепотом сообщил он мне, словно я об этом и не подозревал.
— Да, сэр.
— Я получил приказ закрыть мастерские.
Я молчал.
— Мне известно, что у тебя одиннадцать джипов, которые можно отремонтировать, и еще несколько, годящихся только на запасные части. — Полковник смотрел на меня. — Как мы их можем использовать?
— Я еще не думал об этом, — солгал я. Не хотелось говорить ему, что я уже получил разрешение корсиканцев продать джипы на черном рынке.
— Вот и я не знаю, что с ними делать. — Полковник допил стакан и снова наполнил его. — Меня переводят в Детройт с заданием организовать демобилизационный пункт, чтобы как можно быстрее отправить на гражданку всех моих подчиненных.
— Да, сэр.
Тут полковник уговорил второй стакан и принялся за третий.
— Я могу взять тебя с собой, сержант. Начальство понимает, что одному мне не справиться. Я подумал, что мое предложение может тебя заинтересовать. Ты хорошо на меня поработал, и я хочу показать, что не забываю добро.
Я молча смотрел на него. Лицо полковника раскраснелось, чувствовалось, что еще немного, и он окончательно надерется. Я, конечно, уже смекнул, что к чему. Ему хотелось увезти меня в Штаты только для того, чтобы после его отъезда я никому ничего не рассказывал о наших делишках. Кроме того, я ему не доверял. Полковник слишком много пил, и у меня не было уверенности, что с ним я попаду в Штаты, а не окажусь на дне океана с пулей в затылке.
— Я ценю вашу заботу, сэр, но после войны мне хотелось бы остаться во Франции.
— У тебя есть девчонка?
— Да, сэр. Но меня может заменить Бадди, сэр. Он хочет поскорее попасть в Штаты. И с радостью поедет с вами. Вы ведь знаете, как он вас уважает.
Полковник задумался, опять наполнил стакан.