Разорвался третий снаряд; в этот раз осколок ударил в скалу, и Фревена и радиста обдало тысячами мелких обломков.
17
Люди принесли на Землю ад. Эхо канонады все еще напоминало отдаленный рокот грозы. Шесть часов варварства превратили пляж в картину Дантова ада с преобладанием алого цвета смерти. Тысячи воронок от снарядов сделали пляж похожим на лунный пейзаж. Разбитые корабли лежали на боку, наполовину затопленные в начинающемся приливе. Как единственные выжившие растения, щетинились противотанковые ежи, металлические балки которых вырезали в небе цветы смерти. И трупы повсюду. Кровь ручейками стекала в море, образуя длинную полосу, окрашивающую первые метры прибрежной воды, которую волны беспрестанно отталкивали, как будто само море отказывалось принять груз этой ненависти.
Две сотни санитаров ходили по усеянному оторванными руками и ногами вспаханному песку, укладывая на носилки тела и загружая в мешки крупные человеческие останки для дальнейшей транспортировки. Требовалось освободить территорию для тяжелой техники, которая ожидала выгрузки.
Помимо блуждающих кающихся грешников на пляже находился один офицер с недавно наложенным швом на опухшей щеке и несколькими мелкими ранами на лице и шее. Он сидел на краю ямы глубиной полтора метра, в которой лежали два солдата с повязками ВП на руках.
Крэг Фревен, рассматривая положение тел, ни секунды не сомневался, что смерть настигла их сзади, со стороны своих. В их спины было выпущено пять пуль. Крэг огляделся вокруг. Разбитая баржа, доставившая его сюда, находилась совсем рядом. Они прибыли на ней, он и третий взвод. Он и убийца. Было видно, как в противоположной стороне из бункера поднимался густой черный дым, от которого шел запах бензина и горелой человеческой плоти.
— Можно их унести? — спросил медбрат, который стоял в ожидании рядом с Фревеном.
Лейтенанту удалось сдержать боль. Клаувиц и Форрел, те, кого называли близнецами, настолько они походили друг на друга. Голова первого уткнулась в песок, пальцы были судорожно сжаты; второй лежал с закрытыми глазами и открытым ртом, казалось, что он спит. И только лодыжка, вывернутая под весом тела, свидетельствовала, что он не мог быть спящим.
Фревен медленно качал головой.
— Уносите, — прошептал он, вставая.
К берегу приближались военные суда. Началась разгрузка тягачей, затем выгрузились джипы и грузовики. Десятки маленьких дирижаблей плавали в небе на высоте тридцати метров, удерживаемые на месте закрепленными на земле тросами. Они должны были препятствовать атакам вражеской авиации.
Фревен поднялся на вершину дюны и увидел суетящийся огромный лагерь, в котором уже ставили сотни палаток и под натянутыми маскировочными сетками сгружали деревянные ящики, канистры с бензином и боеприпасы. Скоро должна прийти бронированная техника и стать стальной стеной на южном фланге.
Фревен пытался восстановить силы среди мужчин. Некоторые из них радовались победе и тому, что остались живы, другие — и таких было большинство — молча несли на себе печать ужаса. Он встретил группу военных полицейских, сопровождающую примерно сорок пленников, которые направлялись, держа руки на затылке, к блиндажу, который должен был служить временной тюрьмой. Победители обгоняли их, чтобы плюнуть им в лицо со смехом, который должен был скрыть страх после двух военных операций.
Чуть в стороне от общей суматохи, под камуфляжной сеткой, в окружении ящиков с продовольствием, Фревен отыскал место, где возводили Улей несколько его людей: Ангус Донован с его греческим профилем и прямоугольными очками, Элиот Монро, сорвиголова Военной полиции, Фил Конрад, Джон Ларссон и Адам Бейкер, два здоровяка — и за всеми ними внимательно наблюдал сержант Маттерс, у которого была рука на перевязи. Фревен подошел к нему.
— Как вы? — спросил он.
Посмотрев на свою руку, Маттерс ответил:
— Все пройдет. Врач сказал, что я смогу снять шину на следующей неделе, а пока движения не должны мешать заживлению.
Они неуверенно посмотрели друг на друга.
— Клаувиц и Форрел убиты, — проговорил лейтенант.
— Я знаю. Мы знаем. В нашем подразделении вы, я и Ларссон — ранены. Ларссон получил осколок шрапнели в живот, но, кажется, обошлось, осколок попал в жировую прослойку. — Он указал на солдата, натягивающего угол палатки и закрепляющего растяжку с помощью колышка. — Он жив и здоров.