– Для этого надо знаете как прочесать местность? А я один… – Веселых пожал плечами. – Да и нужно ли при таких обстоятельствах?
Не желая дальше дискутировать на эту тему, Дагурова спросила Веселых:
– Скажите, а какие пули в патронах осетровского карабина?
– Экспансивные, – ответил криминалист. – Кстати, знаете, как устроена эта пуля?
– Нет.
– Сердечник свинцовый, оболочка – сталь, покрытая медно-цинковым сплавом… Чуть розоватый цвет… При попадании в преграду пуля разворачивается. Свинец проникает в преграду, а оболочка разлетается… Следовательно, в волосах и на коже убитого должны быть обнаружены частички оболочки… Уверен, что наша медицина подтвердит…
Ольга Арчиловна попыталась вернуться к своим размышлениям. Но что-то не думалось. Устала…
«Наверное, капитан был прав, – решила Дагурова. –
Мне просто необходимо отдохнуть. – Она усмехнулась. –
Вот если бы можно было, как Штирлиц, дать себе слово спать всего двадцать минут».
Ольга Арчиловна прилегла на кровать, намеренно не раздеваясь, чтобы не заснуть. Но уснула. А когда проснулась, на нее смотрела та же женщина, чей взгляд в окне так испугал ее утром в Турунгайше.
Она была чуть выше среднего роста, в свободно свисающем красном платье, в мягких не то тапочках, не то домашних туфлях. На голове затянутая узлом на затылке белая косынка, которая резко подчеркивала смуглоту ее круглого, как луна, лица с необыкновенно раскосыми глазами. Еще более темная рука с тонкими красивыми пальцами протягивала следователю квадратик бумажки.
Это была записка от директора заповедника. «Уважаемая Ольга Арчиловна! Я уже вернулся. Вы можете в любое время видеть меня в конторе или дома. С уважением, Гай».
Женщина спокойно и выжидающе смотрела на Дагурову.
– Хорошо, – сказала Ольга Арчиловна. И та, ни слова не говоря, вышла.
Ольга Арчиловна посмотрела на часы: она спала всего пятнадцать минут. Меньше, чем Штирлиц…
Надо было заниматься делами. И Ольга Арчиловна, прихватив портфель пока с немногочисленными бумагами, решила направиться в Турунгайш.
Дорога весело бежала вниз, обрамленная ильмами, перевитыми лианами актинидий. Ольга Арчиловна почувствовала прилив сил. Словно проспала несколько часов кряду. Мысли работали четко и ясно: есть один непреложный факт – отсутствие ружья приезжего ученого. Если
Эдгар Евгеньевич шел по распадку без оружия, то стрелять в лесника он, естественно, не мог. Тогда Осетров или выдумал, или…
Ольга Арчиловна остановилась от неожиданной догадки.
– Э-е-ей! – крикнула она во весь голос.
Уж больно ей хотелось проверить то, что пришло в голову.
«Э-ей! Э-ей! Ей! Ей!» – полетело по лесу. И отзвук голоса еще долго плутал по распадку.
Переждав, пока успокоится в распадке эхо, Дагурова зашагала дальше. «Черт возьми, неужели виновато эхо?» –
в каком-то возбуждении думала она. Неожиданно она вышла на поляну. Недалеко впереди опять зашумела речка.
Ольга Арчиловна уже знала, что называется она Апрельковая.
А вот и место, где убит Авдонин. Дагурова захотела испробовать, как звучит эхо тут. Открыла было рот и вдруг увидела женскую фигурку в черном.
Это была девушка. Высокая, стройная, как стебелек.
Длинное черное платье почти до земли подчеркивало ее хрупкость и изящество. А то, что следователь приняла за платок, оказалось длинными прямыми черными волосами, спускающимися ниже плеч. Девушка стояла, прижавшись к стволу молоденькой липы. И смотрела туда, где лежали сучья, составляющие контур убитого.
Следователю показалось, что девушка плачет. Она остановилась: всегда неловко вторгаться в человеческое горе.
Но, прислушавшись, Ольга Арчиловна различила отдельные слова. Вернее, стихи. Грустные, трагические, звучащие как молитва.
Под ногой следователя хрустнула сухая ветка. Девушка посмотрела в ее сторону. Их глаза встретились.
– Вы… Вы Марина? – сказала Ольга Арчиловна. Она почему-то была уверена, что перед ней дочь Гая.
– Марина, – кивнула девушка, не то протягивая, не то просто поднимая руку в неожиданном и каком-то царственном жесте.
Дагурова невольно сделала несколько шагов и пожала протянутую руку.
– Ольга Арчиловна… Следователь…
Чижик… Боже мой, кто мог придумать ей такое прозвище? Перед Дагуровой стояла молодая гордая испанка, величественная в своем траурном наряде. Неприступная юная донна!
– Скажите, зачем ружья? Зачем смерть, кровь? – печально произнесла девушка.