– Мне трудно что-либо сказать, – признался Иван
Иванович.
– Так вы же медик, – возразила Дагурова.
– Что касается бренного тела, без души, тут я, с вашего позволения, кое-что смекаю. А область отклонений психики, всякие там навязчивые идеи… Это надо обращаться к специалисту. – Он задумался. – Чуть не забыл! В Шамаюне практикует отличный врач-психиатр. Уверен, это то, что вам нужно. Ее даже в области хорошо знают. Правда, поговаривают, она сама немножечко того… – Кабашкин покрутил пальцем возле виска.
– Как фамилия? – спросила следователь.
– Мозговая… Психоневрологическая больница…
– И фамилия соответствует специальности, – сказал
Веселых.
– А если она действительно с приветом, не обращайте внимания. – Иван Иванович пожал плечами. – Может, права пословица: с кем поведешься…
– Так уж и права, – возразила Дагурова. – Выходит, следователи тоже?… Раз имеют дело с преступниками…
– А егеря-браконьеры? Что, не бывает? – в свою очередь спросил Иван Иванович. И сам ответил: – Увы, случается…
…Спать Ольга Арчиловна не легла. Надо было записать в блокнот свои кое-какие соображения. Одно из мудрых (и как она убедилась на практике, совершенно справедливых) правил, усвоенных ею от отца, – незаписанная мысль легко уходит, забывается.
Дагурова раскрыла блокнот и записала: «Версия об убийстве на почве ревности остается пока главной.
Версия вторая – убийство при самообороне».
И хотя эту вторую версию пока не подтверждали факты и она основывалась только на показаниях одного Осетрова, отбрасывать ее Дагурова все равно не имела права.
«Версия третья. Нечаянное убийство. Выстрел Осетрова в воздух, эхо… Осетров воспринял эхо за выстрел
Авдонина.
Версия четвертая – убийство в состоянии аффекта…»
Думая о четвертой версии, Ольга Арчиловна рассуждала так: между соперниками (Авдониным и Осетровым) произошло бурное объяснение. Лесник, оскорбленный, покидает место ссоры, однако, находясь еще в сильном возбуждении, поворачивается и стреляет в Авдонина. Вот именно: не в упор, во время разговора, а чуть позже, когда на Нила накатывает повторная волна обиды. Кстати, эта самая вторая волна порой может быть сильнее и опасней…
Наименее убедительной выглядела вторая версия, на которой настаивал Нил. И не только потому, что на месте происшествия не было обнаружено ружье московского ученого. Следователю не давало покоя то, что ранение
Авдонин получил возле уха. Значит, соперники находились не лицом к лицу. Скорее уж можно предположить, что выстрел был произведен сбоку. И она дописала пятую версию.
Конечно, и Кабашкин и Веселых – специалисты опытные. Их объяснение заслуживает самого серьезного внимания. Более того, они, вполне возможно, правы. Но ведь и самое простое – именно боковой выстрел – должен приходить на ум прежде всего.
Дагурова долго рассматривала свою схему, составленную на месте происшествия. Вздохнула и поставила возле второй версии (самого Осетрова) жирный вопросительный знак.
Затем она набросала в блокноте заметки, что надо сделать завтра: а) провести амбулаторную психиатрическую экспертизу (позвонить Мозговой и попросить обследовать
Осетрова). Заодно пусть и другие врачи проверят, как у него со зрением и слухом; б) послать в Москву отдельное требование: какие вещи взял с собой в командировку Авдонин? Большой чемодан, который обнаружили в его комнате, почти пустой.
Возле этой заметки в блокноте Дагурова записала:
«Возможно, обворовали?» Тут, правда, возникли дополнительные вопросы: если воры залезли в «академгородок», то почему не взяли дорогой магнитофон, костюм и другие вещи Авдонина?
Пока известно точно, что у московского доцента еще было ружье. Возможно, деньги. Тех, которые Авдонин дал
Гаю, хватило бы только на билет. Не мог же Эдгар Евгеньевич, человек, по всему видно, не стеснявший себя в расходах, остаться без наличных. Правда, если он по случаю приобрел магнитофон, тогда другое дело.
Еще среди обязательных мероприятий на завтрашний день – допросы Марины и Осетрова. А среди «мелочей» –
выяснение погоды во время происшествия. В частности,
какая была видимость в распадке. И не отправлял ли в
Москву Авдонин почтовых посылок?
Однако предвидеть все могущие возникнуть вопросы было, конечно, невозможно. Отложив блокнот с записями, Дагурова ознакомилась с письмом, найденным дома у
Осетрова.