Авдонин и Осетров. Два совершенно разных человека.
Со своими мерилами ценностей.
– Вы мне сказали: Нил жестокий. – Дагурова внимательно посмотрела на девушку, перебиравшую в руках подарки Осетрова. – Из чего вы это заключили?
– Я сказала, жестокий? – удивилась Марина. – Впрочем… В отношении браконьеров – да! Нил говорил, что, когда он видит браконьера, его буквально трясет! Наверное, потому, что его папу убили…
– Вы помните его отца?
– Очень смутно… Такие плечи широкие. – Девушка показала руками. – Густые усы… Я ведь маленькая была, когда его убили…
– А какие отношения у Нила с другими людьми?
– Ну, жестоким его назвать нельзя. Категоричный, что ли… У Нила все или черное, или белое. Это плохо, а это хорошо. Или любишь, или не любишь… Он оттенков не понимает… Родион Уралов выпил, и, вы бы слышали, что он говорил! А Нил от него в восторге. Прямой, мол, честный парень…
– Так о чем Уралов говорил?
– Даже стыдно пересказывать… – Марина опустила голову. – Например, как актрисы получают роль, становятся «звездами»… Надо, говорит, понравиться режиссеру, стать его любовницей, тогда…
– Вы ему сказали, что хотите поступать в институт кинематографии?
– Ну да! – недовольно воскликнула девушка. – Зачем мне ему говорить это. Эдгар Евгеньевич еще раньше сказал
Родиону… Так вот, когда он стал такое рассказывать, мы поспорили. Я не верю, что это так… А если бездарная? Все равно получит главную роль, став любовницей режиссера?
Ольга Арчиловна невольно улыбнулась.
– А что, я не права? – вскинула Марина голову. – Родион смеется, говорит, что поэтому у нас и хороших актрис наперечет… Все это гадко и пошло! Ну если думаешь так, то и молчи. Держи при себе…
– Авдонин был при этом разговоре?
– Нет. По-моему, он, знаете, так к Уралову не очень благоволил. Они знакомые давно, но близкими друзьями не были… А в тот раз встретились в аэропорту. Уралов летел на БАМ выступать с бригадой артистов… Эдгар Евгеньевич сказал, если будет, мол, время, заезжай в Кедровый.
Просто ради вежливости… А Родион и прикатил. Понравилось ему здесь. Еще бы, все его приглашают, угощают.
Живой киноартист! И попьянствовать можно на дармовщину…
Марина закрыла коробку с подарками Осетрова.
– Ничего с собой не возьмете? – кивнула на коробку
Дагурова. – В Москве любят всякие редкости…
– Просто некуда, – пожала плечами Марина. – Да и не знаю, где там буду жить… – Она задумалась о чем-то и продолжала: – Так хочется побывать в Центральном Доме работников искусств. А Дом киноактера. Дом кино!… Эдгар Евгеньевич обещал мне все показать, познакомить с интересными людьми. «Звездами»… Да и во ВГИКе многих знал…
– Обещал помочь с поступлением? – уточнила следователь.
– Да… – смутилась Марина. – Вы не подумайте, что я хочу пролезть по блату… Но все-таки лучше, когда знаешь обстановку, требования…
– А Осетрову вы об этом говорили?
Девушка кивнула.
– Как он прореагировал на то, что Авдонин взялся помочь? – спросила Дагурова.
– Никак. Просто сказал, что счастливым можно быть и здесь…
– Скажите, Марина, Нил никогда не высказывал в адрес
Авдонина чего-нибудь оскорбительного, не грозился?
Вопрос этот был одним из главных, и Ольга Арчиловна долго готовилась, чтобы задать его. И кажется, это было самое удобное время.
– Я понимаю, для чего это вам нужно, – ответила девушка спокойно. – И знаю, что от этого зависит многое…
Так, Ольга Арчиловна? Действительно, зависит?
Дагурова поняла: девочку она недооценила, та умеет определить главное.
– Вы как в этом анекдоте: что лучше – хороший диагноз или правильный, – сказала следователь с улыбкой. – Поймите, нужна правда! Всем. И вам и мне. И, если хотите, больше всего Нилу.
– Ну если я буду его топить, какая ему польза?
– Слово не то, девочка… – покачала головой следователь. – Я ведь тоже не собираюсь его топить… Ложь –
плохой помощник ему. Она все равно вылезет. Хоть самый кончик, а выглянет… Диагноз должен быть поставлен не только правильно, но и вовремя.
– Нет, никаких угроз я не слышала, – сказала Марина твердо. – И высказываний в адрес Эдгара Евгеньевича тоже… Но Нил его не любил…
– В чем это выражалось?
– Понимаете, это трудно объяснить… Недомолвки, само выражение лица, когда при Ниле заговаривали об