Ольга Арчиловна вынула из ящика странную безделушку — крохотный плоский бочоночек на цепочке. Все это было сделано из серебра, а бочонок еще и отделан синими и розовыми камешками.
— Изящная вещица, — сказала Марина. — Называется тумор. Вроде амулета… Нил с Памира привез. Настоящая бирюза и настоящие памирские лалы. — Чижик нежно погладила камешки. — По-нашему, рубины… Вот сюда, — раскрыла она бочоночек, — клали бумажку с изречением из Корана. Считалось, что это оберегает человека от беды…
— Я вижу, у Нила страсть к путешествиям, — заметила Ольга Арчиловна.
— Да это его все Алексей Варфоломеевич с собой таскает…
— Кто?
— Меженцев. Папин заместитель… Профессор…
«Значит, это его письмо я обнаружила у Осетрова», — подумала следователь.
— Как заместитель? — удивилась она. — Он же, кажется, не живет здесь, в заповеднике?
— Приезжает, уезжает… Впрочем, я не знаю. Спросите у папы.
Дагурова невольно сравнила: японский магнитофон, такое дорогое платье, французские духи и эти диковины, собранные в разных далеких местах, цену которых трудно определить в деньгах, а надо измерять чем-то другим…
Авдонин и Осетров. Два совершенно разных человека. Со своими мерилами ценностей.
— Вы мне сказали: Нил жестокий. — Дагурова внимательно посмотрела на девушку, перебиравшую в руках подарки Осетрова. — Из чего вы это заключили?
— Я сказала, жестокий? — удивилась Марина. — Впрочем… В отношении браконьеров — да! Нил говорил, что, когда он видит браконьера, его буквально трясет! Наверное, потому, что его папу убили…
— Вы помните его отца?
— Очень смутно… Такие плечи широкие. — Девушка показала руками. — Густые усы… Я ведь маленькая была, когда его убили…
— А какие отношения у Нила с другими людьми?
— Ну, жестоким его назвать нельзя. Категоричный, что ли… У Нила все или черное, или белое. Это плохо, а это хорошо. Или любишь, или не любишь… Он оттенков не понимает… Родион Уралов выпил, и, вы бы слышали, что он говорил! А Нил от него в восторге. Прямой, мол, честный парень…
— Так о чем Уралов говорил?
— Даже стыдно пересказывать… — Марина опустила голову. — Например, как актрисы получают роль, становятся «звездами»… Надо, говорит, понравиться режиссеру, стать его любовницей, тогда…
— Вы ему сказали, что хотите поступать в институт кинематографии?
— Ну да! — недовольно воскликнула девушка. — Зачем мне ему говорить это. Эдгар Евгеньевич еще раньше сказал Родиону… Так вот, когда он стал такое рассказывать, мы поспорили. Я не верю, что это так… А если бездарная? Все равно получит главную роль, став любовницей режиссера?
Ольга Арчиловна невольно улыбнулась.
— А что, я не права? — вскинула Марина голову. — Родион смеется, говорит, что поэтому у нас и хороших актрис наперечет… Все это гадко и пошло! Ну если думаешь так, то и молчи. Держи при себе…
— Авдонин был при этом разговоре?
— Нет. По-моему, он, знаете, так к Уралову не очень благоволил. Они знакомые давно, но близкими друзьями не были… А в тот раз встретились в аэропорту. Уралов летел на БАМ выступать с бригадой артистов… Эдгар Евгеньевич сказал, если будет, мол, время, заезжай в Кедровый. Просто ради вежливости… А Родион и прикатил. Понравилось ему здесь. Еще бы, все его приглашают, угощают. Живой киноартист! И попьянствовать можно на дармовщину…
Марина закрыла коробку с подарками Осетрова.
— Ничего с собой не возьмете? — кивнула на коробку Дагурова. — В Москве любят всякие редкости…
— Просто некуда, — пожала плечами Марина. — Да и не знаю, где там буду жить… — Она задумалась о чем-то и продолжала: — Так хочется побывать в Центральном Доме работников искусств. А Дом киноактера. Дом кино!.. Эдгар Евгеньевич обещал мне все показать, познакомить с интересными людьми. «Звездами»… Да и во ВГИКе многих знал…
— Обещал помочь с поступлением? — уточнила следователь.
— Да… — смутилась Марина. — Вы не подумайте, что я хочу пролезть по блату… Но все-таки лучше, когда знаешь обстановку, требования…
— А Осетрову вы об этом говорили?
Девушка кивнула.
— Как он прореагировал на то, что Авдонин взялся помочь? — спросила Дагурова.
— Никак. Просто сказал, что счастливым можно быть и здесь…
— Скажите. Марина, Нил никогда не высказывал в адрес Авдонина чего-нибудь оскорбительного, не грозился?
Вопрос этот был одним из главных, и Ольга Арчиловна долго готовилась, чтобы задать его. И кажется, это было самое удобное время.