Особняк Бишигов — один из самых старых: он построен в те времена, когда земля в Огице была куда дешевле, а улиц вокруг вовсе никаких не было. На старых рисунках он нависал мрачной громадой над блёклым каменистым холмом с чахлыми деревьями. Потом город заполз наверх, окружил нас сперва бараками и дачными домиками, а затем — однотипными кирпичными трёхэтажками, которые сейчас считались почти что центром. Город закинул трамвайную ветку, подкопался трубами, сплёл сети из линий электропередач.
По закону двоедушников владельцу принадлежит земля на восемь метров вглубь: вполне достаточно, говорят мохнатые, для повода любых коммуникаций, полноценного подвала и погреба под картошку. Согласно Кодексу, власть собственника уходила до самой подземной мантии, бурлящей первозданной Тьмой, — и Огиц был единственным городом материка, где двоедушники продавали землю по нашим правилам. Поэтому мы строили резиденции именно здесь, и именно здесь вбурились в глинистые почвы наши склепы.
Я провела Олту через подвал, отперла тяжёлые двери, вручила ей фонарь и взяла один себе.
— Держитесь за перила.
Лестница к склепу вела крутая, с высокими узкими ступенями, вытертыми тысячами шагов; она искривлялась, забирала влево, и я знала здесь каждую щербинку, каждый винт поручня. Проём внизу закрыт нитями деревянных бус, создающими негромкий шелест, созвучный едва заметным движениям сухого воздуха; я развела их руками, бросила короткий взгляд на завешанную ритуальными зеркалами стену, — и отошла в сторону, пропуская Олту вперёд.
— Сколько их здесь? — шёпотом спросила она и поёжилась.
— Сорок шесть.
По меркам материка наш склеп — большой; по меркам островов — крошечный. Там, в выбитых в скалах коридорах, покоятся тысячи моих предков. Зато и погребения там разные: от богатых, украшенных самоцветами саркофагов, до простых ящиков со следами истлевшей пеньковой верёвки. Если бы не артефакты, всё там давно обратилось бы прахом.
— Что это за… — голос Олты слегка дрожал, а расширенные глаза смотрели на банку с формалином. В неверном свете ручных фонарей она выглядела довольно устрашающе.
— Уши, — любезно пояснила я.
— Уши?!
— Разумеется. Ваш друг был взрослым мужчиной, верно я понимаю?
Олта зябко поёжилась и поплотнее закуталась в пальто.
Мы шли вдоль ряда саркофагов, и кривой коридор утопал в темноте и впереди, и позади. Я зачитывала имена и года смерти, указывая иногда, что покойник был видным учёным, или великим воином, или Старшим, или чем-то ещё отличился; Олта кивала, как механический болванчик, а когда у саркофага что-то скрипнуло — взвизгнула.
— Ничего особенного, — я поправила подставку, — механизм немного рассохся, это случается.
Своего «друга» Олта без особой уверенности охарактеризовала как мужчину средних лет, — похоже, он был на самом деле знакомым жреца Луны, от имени которого она говорила; лунные, как известно, сотканы из света и оттого теоретически бессмертны, и жрец мог бы дружить с кем-то из моих давно почивших родственников. На всякий случай я обращала внимание гостьи и на тех, кто умер в довольно пожилом возрасте. Олта вглядывалась в посмертные маски, старалась держаться подальше от заспиртованных ушей и робела; я не могла взять в толк, на что вообще она ориентируется, но она уверенно отклоняла один саркофаг за другим.
А полчаса спустя они кончились. Впереди был только слепой участок тоннеля, с отштукатуренными набело стенами и арочным потолком, а последним в ряду стояло открытым бронзовое ложе с золотой чашей и каменьями.
— Это… чьё-то? — шёпотом спросила Олта, неуверенно тронув металл.
— Моей бабушки.
— О. Мои соболезнования.
Я посмотрела на неё с недоумением и предложила отправиться назад.
Ёши встретил нас в холле; он переоделся в один из парадных халатов, уложил волосы гелем и в целом имел вид исключительно приличный. Правда, Олта, кажется, не была способна этого оценить: она выглядела пришибленной и печальной.
Наконец, она собралась, тряхнула головой и сказала, улыбнувшись чуть виновато:
— Наверное, это не тот склеп.
— Как мы можем помочь тебе, прекрасная госпожа?
— Не знаю. Какие ещё в городе есть склепы?
— Разные.
Это, конечно, сказала я. А Ёши, бросив на меня укоризненный взгляд, принялся перечислять, как по написанному.
— Позволите ли вы дать вам совет, прекрасная госпожа?
Она кивнула и обняла себя руками. Она не записывала ни фамилии, ни адреса, и всё ещё выглядела испуганной.