Голем завёл Ёши в комнату и с силой усадил на стул. Я сделала знак, — и он отпустил пленника, отступил на шаг, а затем аккуратно прикрыл дверь и замер.
— Мне бы хотелось пояснений, — ядовито сообщил муж, растирая руки. У него был помятый вид.
Я трамбовала табак в самокруточной машинке. Вжжжик — сигарета получилась плотной, идеально ровной. Щёлкнула зажигалкой, затянулась.
— Пенелопа?
Я выдохнула дым:
— Я тоже хочу объяснений.
Я швырнула в него крысиные деньги и не расстроилась тому, что он не успел их поймать: одна монета пролетела мимо, одна плашмя ударилась в плечо, а третья — попала в лицо ребром, оставив длинный порез, мгновенно набухший кровью.
Что-то во мне надеялось, что он удивится, и всё это окажется дурацким недопониманием. Но Ёши помрачнел и сказал только:
— Тебя это не касается.
— Не касается?! Ты притащил в мой дом запретную магию!
— Это не твоё дело.
— Ясно, почему из тебя не вышло пристойного Старшего. Здесь всё — моё дело!
— Именно это — только моё. Отзови голема. Тебя это всё не касается.
Всё тело напряглось, локти впились в бока до боли, — так сложно было не сорваться в непристойное рукоприкладство. Мир вокруг был пустым, звенящим и ярким, пол казался стеклянным, а стены — плоскими декорациями.
— Десять лет, — сухо сказала я, — десять лет мы отмывали репутацию Рода от обвинений в чернокнижии и глупых слухов. Я делала это не для того, чтобы сейчас ты приволок в дом крысиные деньги и похоронил всё, к чему я стремилась. Мне плевать на твои дела. Я должна знать всё, что ты натворил, чтобы успеть это исправить. Кто знает твоё имя? Есть документы? Улики? Комиссия?
Ёши молчал. Он сидел с идеально прямой спиной, острая линия подбородка отбрасывала кривую, гротескную тень. Выражение его глаз я не могла определить.
— Ты представляешь, что было бы, если бы мастер Вито нашёл здесь крысиные деньги?! У Комиссии зуб на Бишигов, и наша семья…
— Мне плевать на твою семью.
— Это твоя семья!
— С какой бы стати?
Я сжала кулаки и тяжело тряхнула головой.
— Ты теперь Бишиг, Ёши. Ты пришёл в наш дом сам, мы не звали тебя. И если ты привёл в мой Род запретную магию…
— …то что?
Я задохнулась гневом и вцепилась зубами в сигарету.
Я ждала его никак не меньше двух часов, и всё это время я думала — но так и не смогла придумать, что с ним теперь делать. Конечно же, я не могу передать его полиции; равно я не могу просто закрыть глаза и сделать вид, что никакого чернокнижия не было. Выслать на острова? Это ударит по репутации едва ли не больше разборок с Комиссией. Что найдут сегодня люди Ставы, что поймут из этого, и насколько глубоко увяз в этом Ёши?
Не было ни ответов, ни решения. Только глухая, болезненная ярость, то сворачивающаяся в груди беспокойным клубком, то бросающаяся молнией.
— Я могу тихо похоронить тебя в родовом склепе, — медленно сказала я. — И я буду в своём праве.
Он прикрыл глаза, помассировал пальцами виски, поморщился. И сказал, улыбаясь чему-то своему:
— Ну, давай. Идём вниз?
— Есть хоть что-нибудь, к чему ты относишься серьёзно?
— Конечно.
— Например, запретная магия?
Ёши провёл подушечкой большого пальца по щеке, — на нём остался след свернувшейся крови, который он растёр между пальцами. Он не выглядел, честно говоря, ни пойманным с поличным преступником, ни съехавшим с катушек еретиком; скорее — смертельно уставшим человеком, который видит в этой отвратительной сцене странное облегчение.
— Ты похожа на раннюю весну, Пенелопа. Не лезь в это всё. Не надо.
Я задохнулась вспыхнувшей снова яростью, а он усмехнулся:
— Или что, ты не умеешь пройти мимо, каменная девочка?
Нестерпимо хотелось ударить его, потрясти, чтобы вся эта нелепая шелуха бессмысленных слов осыпалась с него, как осенняя листва. Гнев плескался во мне, переливался через край, застил глаза, а Ёши так и сидел, холодный и непроницаемый, и смотрел на меня насмешливо и чуть печально:
— В доме нет запретной магии. Пара книг и деньги, больше ничего. У тебя не должно быть из-за этого особых проблем, и Вито ведь тогда ничего не нашёл.
— Если у тебя есть мастерская в городе, это мало что меняет. Ты держишь стол на чёрном рынке! Это…
— Это ничего особенного. Неклассические отражения, амулеты «на удачу» и прочая ерунда. Маленькие увлечения, которые никак не касаются Рода.
— Это запретная магия.
— И что с того?
— Она называется так, потому что запрещена. Она опасна! Всё это — опасно! Или что же, жертвоприношения тебе тоже — «ничего такого»?