xxxi
— Бишиг! Хоть ты мне объясни! Ну мы же друзья?
Это было несколько дней спустя, и моё горло почти пришло в норму, но я всё равно стоялась побольше молчать, — поэтому в ответ на это весьма сомнительное утверждение только нахмурилась.
Става, одетая в ярко-фиолетовый вельветовый сарафан поверх жёлтой рубашки в цветочек, оседлала Сукиного Сына, улеглась грудью на широкую каменную шею и лениво мяла руками ухо. Сверхтяжёлая штурмовая горгулья стояла неподвижно, но в её рогатой морде мне виделось недоумение.
Конечно же, мы со Ставой не были подругами, хотя именно Става единственная из всех знакомых догадалась прислать мне на дом фруктов. Из дорогущих на материке цитрусов в корзине был один только кривоватый лимон с зелёным боком, который я без малейшей жалости пожертвовала Ёши для его алкогольных экзерсисов, зато крупная тепличная клубника и жёсткие сладкие груши оказались действительно приятным подарком.
Тем не менее, общение со Ставой было всё же скорее рабочим, и приехала она обсуждать разные серьёзные вещи, вроде убийств и заговоров.
— Эти ваши колдовские дела, — пожаловалась Става, возясь на горгульей спине, — такие странные!
— В чём именно странность?
Става сморщила нос, но всё-таки принялась рассказывать.
В наличии имелось два трупа молодых колдунов, погибших от многочисленных разрывов внутренних органов и перитонита, — и отсутствие запахов посторонних на месте гибели. При обоих телах обнаружили крысиные деньги, и Волчья Служба запросила перевод дела из полиции; там планировали, конечно, искать между погибшими какие-то связи, но столкнулись с неожиданными для них сложностями.
Ставу они все отчего-то возмущали, как будто никогда раньше она не сталкивалась ни с культурным разнообразием, ни с неразговорчивыми свидетелями.
Связь этих двух смертей, говорила Става, отчаянно жестикулируя, — совершенно очевидна! Ну не бывает же, действительно, таких совпадений?! Почему же тогда все ваши несут какую-то ерунду вместо внятных показаний?..
С чего и когда двоедушница возомнила меня коллегой, с которой можно обсуждать такие вещи, я не поняла: вообще-то я только создавала для полиции горгулий по договору государственной закупки, и подписанное мной соглашение о конфиденциальности было хоть и довольно обширным, но всё же не настолько. Тем не менее, Става явно намеревалась выбалтывать мне служебные секреты и страшные тайны мохнатых.
— Ну вот смотри, — кипятилась она, размахивая руками вокруг горгульей головы, — есть Асджер Скованд. Залез ночью в охраняемый горгульями особняк, получил множество ударов тяжёлым тупым предметом по корпусу, умер. Есть Матеуш Вржезе, который пришёл на вечеринку, на которую его не приглашали, получил множество ударов тяжёлым тупым предметом по корпусу и умер. В обоих случаях била, предположительно, женщина. Тебе не кажется разве, что это, ну… одна и та же женщина?!
Я пожала плечами и спросила другое:
— Матеуш Вржезе действительно проснулся в хищное утро?
Става застонала в голос и побилась лбом о горгулью шею. Сукиного Сына она почему-то любила больше, и отмеченный зелёным Хероватый — Ларион покрасил аккуратно, ровным слоем, с чёткой линией границы на шее и стильными полосками на роге, — стоял в противоположном углу неприкаянный и обиженный.
— Вы все!.. Вы все об этом спрашиваете. Как будто это что-то меняет!..
Я нахмурилась снова. Потому что это, конечно, меняло.
Наверное, есть вещи, которые двоедушникам сложно объяснить колдунам, — от религиозных вопросов до этих их странных брачных свистоплясок с «истинными парами». Мы живём бок о бок много столетий и должны бы уже, наверное, научиться понимать друг друга; но, к сожалению, есть множество вопросов настолько тонких и неуловимых, что они становятся почти интимными и оттого труднообъяснимыми.
Как объяснить двоедушнику, что такое хищное утро?.. Става понимает это, наверное, на каком-то своём элементарном уровне, и в её голове хищное утро — это, вероятно, что-то вроде своеобразного психиатрического диагноза, вызванного профессиональной деятельностью; где-то там же, где посттравматическое стрессовое расстройство у военных. Ведь, действительно, те, кто просыпается в хищное утро, уезжают лечиться к младшим Бишигам, а младшие Бишиги — это, как всем известно, для психов.
На деле, конечно, несчастные уезжают к младшим Бишигам вовсе не ради лечения: просто в пансионате можно обеспечить одновременно и безопасность, и комфорт. Помочь же жертве хищного утра не могут ни Бишиги, ни Сендагилея, потому что первые исцеляют сознание, а вторые — тело, и никто из них не умеет вылечить кровь.