— Мастер Пенелопа Бишиг, — я дёрнулась и повернулась к зеркалу. Мигель смотрел на меня устало. — Я хотел бы обсудить с вами заказ. Мы возводим волнорез, и мы заинтересованы в дополнительных…
Он не договорил, но я поняла:
— Обсудим по зеркалу вечером.
Взгляды вокруг были заинтересованные, и что-то внутри меня подумало с холодной усмешкой: кажется, у меня будет много хороших заказов, и в пару к Лариону придётся нанять кого-нибудь ещё, рукастого и неболтливого. Это была злая мысль, неприятная. Потому что без таких заказов я бы, если честно, с удовольствием обошлась.
Я знала старые истории о войнах, — и это были истории, от которых в жилах стыла кровь. Мой давний предок, Нелей Бишиг, погиб на материке геройской смертью: он сражался один против орды росомах, и многих из них убил, а затем, истекая кровью и яростью, взорвал и себя, и выживших врагов. Его внучатую племянницу, Сидику Бишиг, пытали калёным железом, а затем утопили, смеясь, что настоящая колдунья должна бы уметь дышать под водой. Её брат, Арет Бишиг, мой многократно пра- дедушка, создал горгулий из костей своих родственников, потому что больше у него ничего не осталось; его называли в хрониках Ведущим Мёртвых, и дети его спаслись, но сам он — лишился рассудка. Только его правнук по имени Силл нашёл, наконец, покой в склепе, а не грязи войны, — после того, как юная Ликаста была вмурована в скалу.
И потом — потом было немногим лучше. У Данаи было одиннадцать детей, и десять из них похоронены в родовом склепе в мешках вроде наволочек: все они умерли голодом в младенчестве. Место их захоронения было похоже на стеллаж, только внутри — не книги. И заспиртованные в банках уши были такими крошечными, что я против воли старалась проходить мимо потише и побыстрее.
Всё это помнила моя кровь, и она не желала больше знать такого.
— Род Маркелава, — твёрдо произнёс Мигель, — ходатайствует о переносе голосования по делу на срок, позволяющий сбор дополнительных доказательств. Порядка трёх месяцев, я полагаю.
— Волки торопятся, Мигель, — Кристиан покачал головой. — Они не дадут нам столько времени.
— Род Маркелава ходатайствует о переносе, — тяжело повторил он. — Мы в своём праве, уважаемое колдовское сообщество.
Мы свои, напоминал нам Мигель между слов, а сдвинутые брови добавляли: и нас нельзя смешать с грязью, нами нельзя пренебречь, и волки уступят — во имя нашего содружества и ритуальных зеркал, закалённых в песках чёрных пляжей острова Маркелава.
Серхо вздохнул и покачал головой, а потом поднял открытую ладонь и объявил:
— Прошу уважаемых Старших огласить решение по ходатайству…
Голосование перенесли на май.
xli
Сегодня Лира не плакала.
Она выслушала меня молча, — я пересказала ей кратко и без особых деталей, которые ей было бы лучше узнать от отца или семейного адвоката. Она стояла с ожесточённым лицом и сжимала кулаки, а потом развернулась на каблуках и бросила мне:
— Поехали.
У меня не было ни времени, ни желания сидеть в очередном ресторане, но Лира даже не вспомнила об этом, — жестом отпустила своего водителя, вскарабкалась на переднее сидение моей машины, кое-как собрала свои пышные меха и бросила:
— Наша контора у Красного моста.
Для колдуна юрист — второй человек в жизни, сразу после наставника: они учат нас понимать смыслы, стоящие за словами Кодекса, а, значит, отличать хорошее от плохого. У кого-то в Роду есть младшая ветвь, посвятившая себя закону, кто-то нанимает специалиста из издревле занимающихся юриспруденцией Родов, а кто-то может позволить себе адвоката из лунных — что скорее модно, чем действительно полезно.
Маркелава обслуживались у Ветавербусов, в старой, дорогой фирме: из всех южных они дольше всего практиковали на материке. Контора занимала двухэтажный особняк у моста, окружённый высоким забором с часто посаженными шарами фонарей; от ворот к крыльцу тянулся накрытый стеклом холодный коридор, а в фойе на высоком стуле сидела важная секретарь лет десяти-двенадцати на вид — вероятно, младшая дочка.
Сам юрист, занимавшийся делом Родена, был пожилым, очень сдержанным колдуном с явной страстью к фиолетовому цвету и бахроме, — мы были представлены, но я помнила его смутно. А он, только увидев моё мрачное лицо, сразу протянул документы.