— Ох уж эти Маркелава, — ворчливо сказала Меридит, и я вздрогнула и сбилась с ритма. Полупрозрачная фигура бабушки висела так, что руки и грудь проходили спинку переднего сидения насквозь, а сморщенный нос почти уткнулся в папку с бумагами с гербом Маркелава на обложке. — Эти всё могут вывернуть себе на пользу! Как будто Конклаву мало было истории с Мкубва…
— Старик Мкубва умер своей смертью, — раздражённо возразила Мирчелла. Она сидела на заднем сидении, недовольно скрестив руки на груди. — Ему было сто четыре года, из него разве что песок не сыпался!
— Так-то оно так, — Меридит поджала губы, — но он не был бы последним, если бы не Маркелава.
Мирчелла — это было слышно — закатила глаза:
— Он был последним, потому что у него не было детей.
Мигель Маркелава стал Старшим ненамного раньше меня: меня выбрала на эту роль бабушка, а Мигеля — открытое голосование острова Мкубва, потерявшего последнего представитель Большого Рода. Маркелава всегда были сильным, заметным Родом, Мигелю благоволил и последний Мкубва, так что его избрание тогда никого особенно не удивило.
Рунако Мкубва Тьма не подарила детей. Он многие годы жил, зная, что остаётся последним; он был женат трижды, и ни одна из жён так и не смогла от него понести. Ходили слухи, будто Сендагилея могли бы его вылечить — но не стали; когда Большим Родом стали Маркелава, болтали, будто покойный к тому моменту Старший, дедушка Лиры, шантажировал целителей, угрожая раскрыть какие-то подробности об участии Сантоса Сендагилея в смерти Последнего Короля. Но это были, конечно, только слухи, и все они никак не были связаны с делом Родена Маркелава и его молчанием.
А ведь ещё — убийства. Убиты два молодых колдуна из малых северных Родов, причина смерти — обильные внутренние кровотечения, вызванные ударами тяжёлым тупым предметом по корпусу. Это дело для колдовской полиции; но Волчья Служба забрала его себе — потому что при покойниках были найдены крысиные деньги.
Лира говорила, будто Роден был знаком с Асджером Сковандом: они пересекались в университете. Имя Матеуша Вржезе ни о чём ей не говорило. Между погибшими не было ни дружбы, ни общих дел, ни конфликтов — они просто были друг другу представлены, как я представлена примерно половине населения островов.
Связаны ли их смерти с той же преступной группировкой и Роденом? Может быть; судя по некоторым оговоркам Ставы, Волчья Служба полагает, что связаны. Убийцы избавляются от тех, кто что-то знает, опасаясь разоблачения? Но что такого мог бы знать Матеуш Вржезе, балбес и повеса?
Асджер Скованд начал являться своим родственникам и мог бы рассказать, что с ним случилось. Но Скованды отказались передать следствию, что им сказал покойник, найдя этому самую дурацкую отговорку из возможных. Род трясли и из-за крысиных денег, и из-за связей с запретной магией, но это пока, похоже, ни к чему не привело.
Семейство Вржезе и вовсе отказалось общаться со следствием. На вопросы отвечал вместо них адвокат; отвечал нескладно и неохотно, а больше — трепал Службе нервы.
Что это за странные тайны, из-за которых умирают люди, а родственники погибших предпочитают молчать, даже когда им это совершенно не выгодно? Чем можно взять за горло мать убитого — и заставить её сказать, будто обсуждать слова усопшего «неприлично»? Что такого знают о колдунах преступники и предположительные хвосты Крысиного Короля, которым ничего не стоит обмануть даже удивительный лисий нюх?
Кто толкает Службу на странные оскорбительные вопросы, от которых международные отношения становятся только напряжённее, а отзвуки старой войны надвигаются из тени?
И при чём здесь, в конце концов, хищное утро?
Оглушительно взвизгнул клаксон. Я, опомнившись, взялась за рычаг и вывела машину на перекрёсток. Регулировщик проводил меня усталым взглядом, а дедушка Бернард, посмеиваясь в усы, пошутил что-то неловкое про девиц и автомобили.
— Нужно обдумать выбор цветов для сада на этот сезон, — важно напомнила Меридит. — Пенни! Особняк должен выглядеть пристойно и не порочить Род угрюмым, неухоженным видом! Ты ведь помнишь, что скоро весна?
Я кивнула. А потом, пролетев налегке набережную, приоткрыла окно — и в салон хлынули городские звуки: трескучее переругивание воробьёв, робкая пока февральская капель, бьющая в залитую жёлтым солнцем жестяную крышу, и влажное, глубокое дыхание замёрзшей реки.
Скоро весна, повторила я про себя, не понимая пока, что к этому чувствую. Скоро весна.