— Ты беременна. Он насиловал тебя?
Руки Элены затряслись.
— Он просто делал это, как делают животные. Холодно и жестко. Даже жестоко. Ни разу за полтора года Димитрий не целовал и не обнимал меня.
— Ты не пробовала сопротивляться?
Элена усмехнулась. Потом истерично засмеялась.
— Если бы вы видели Димитрия, не задавали бы подобных вопросов. Сопротивляться ему и своим собственным инстинктам было бесполезно. Но однажды я все же сказала «нет». И пожалела об этом гораздо сильнее, чем о любом другом решении в моей жизни.
— Все хорошо. Расскажи мне, выпусти свои эмоции, — я понимала, лучше сразу покончить с этими воспоминаниями, чем возвращаться к ним снова.
— В тот вечер он ушел и громко хлопнул дверью, а потом явился пьяный. С тремя самками. Я спряталась в кладовой и все слышала. Под утро он выгнал их. И стал искать меня.
Глаза Элены не открывались до конца. Ее убитый взгляд лучше любых слов рассказывал о том, что испытала девочка рядом с хищником.
— Он нашел тебя?
— Нет, — она пожала плечами и посмотрела на свои когда-то давно изрезанные запястья. — Если бы он нашел меня, я бы убила его, или он убил меня.
Мне не хотелось ворошить воспоминания Элены, но по ее реакции я поняла, что девочка почти ничего не чувствует, рассказывая мне свою историю.
— Что было дальше?
— Что-то умерло во мне в ту ночь. Пока он спал, я взяла его сигареты и закурила. И в них был не табак. Я выпила из той бутылки, к которой, когда нервничал, прикладывался Димитрий. И мне стало всё равно. А потом, — Элена подняла на меня безжизненный взгляд. — Потом я съела мой первый кусок мяса.
— В нашем селении ты появилась в ужасном состоянии, — я сделала паузу, пытаясь оценить реакцию Элены — девочке было всё равно. — Тебя били?
Она равнодушно кивнула.
— Били меня, била и я. Мы снова подрались с одной из подруг Димитрия, с той, которую чаще других он привозил в свой дом.
— Почему?
— Она оскорбила моих соплеменников, назвала их… — Элена окинула меня выразительным взглядом и покачала головой. — Не важно. Она оскорбила всех вегов. А этого я не прощаю никому.
— Ты все еще считаешь себя вегом? — невольно вырвалось у меня.
Девочка удивилась прозвучавшему вопросу. Видимо, мысль о том, чтобы окончательно причислить себя к миру хищников прежде Элену не посещала.
— Я вег по генам, — размышляла она вслух. — Вег по воспитанию. Но главное, я твердо знаю, кем хочу вырастить свою дочь.
Я терпеливо ждала, видя, как Элена решается совершить следующее откровение.
— Димитрий не жалел никого. Мы дрались на его глазах. Он наблюдал за нами холодно и цинично, а потом ту из нас, которая последняя оставалась стоять на ногах, забирал к себе в спальню.
Элена окинула меня взглядом зрелой женщины и хладнокровно произнесла:
— Они не люди, Лючия. Они звери. Они ошибка природы. Их нужно уничтожить.
Мое утопичное мнение относительно хищников было совершенно иным. Нужно уничтожить их жестокий мир, но их самих следует научить жить иначе. Я смотрела в пустые бледные глаза Элены и понимала, что согласиться с такими выводами девочка не была готова. Но, по крайней мере, теперь я знала, в каком направлении мне следовало формировать ее устремления.
— Что тебя покоробило большего всего за прошедшие полтора года, Элена?
Она пожала плечами, разглядывая картины на стенах моего кабинета.
— Он любил меня так чувственно, а потом шел и убивал. И снова любил, но других.
Я не до конца верила ее словам.
— Почему ты не покинула Димитрия? Как я понимаю, это он привез тебя в нашу деревню? Значит, он сам отказался от тебя? Что стало решающей каплей?
— Я уходила от него. Месяц жила в их коммуне. Это настоящий ад. — Элена сжала челюсти, нахмурилась и минуту молчала, а потом смогла продолжить. — Он разыскал меня и увез. И сказал, что убьет, если я сбегу снова.
— А он бы убил?
Элена попыталась сморгнуть слезы.
— Он бы сделал кое-что похуже.
— Почему же он отвез тебя сюда?
Девочка взглянула сквозь меня и окунулась в свои мрачные воспоминания.
— За день до этого я сломалась. Джей исступленно била меня по голове, а я все смотрела на нее и смеялась. Я перестала чувствовать боль. Может быть, атрофировались какие-то нервы. Это такое потрясающее чувство. Когда к тебе с силой прикасаются, а ты совсем не ощущаешь боли и страха. А потом я увидела, как Димитрий прогнал Джей и ушел сам.
Утром он велел мне садиться на мотоцикл. Мы несколько часов мчали по шоссе, и я тупо смотрела на летящие мимо авто. И хотела попасть под одно из них. Я думала, что нет и не может быть мира хуже этого. Тогда он и отвез меня сюда.
Я слушала Элену и думала, что иногда ее хищный парень проявлял слишком много теплых чувств, не смотря на его дикую и кровожадную природу. Но делиться своими мыслями с раненой им же девочкой не собиралась. Ненависть к Димитрию поддерживала малышку и придавала ей силы. Пусть таким образом, но он поможет Элене вернуться в мир живых и чувствующих.
— Каким бы ты хотела видеть свое будущее, милая? Ты знаешь, что мысли материальны? Представь, что все, чего бы ты не пожелаешь сейчас, когда-нибудь случится. Но думай только о хорошем — ребенок слышит все твои мысли.
Несколько минут лысая девочка молчала. Потом раз пять пыталась начать говорить, открывала и закрывала рот, совершала какие-то странные жевательные движения.
— Я хочу родить свою дочь, — Элена нахмурилась и в непонимании уставилась на почти плоский живот. — Хочу, чтобы она никогда не узнала тот мир, который познала я.
— Ты хочешь, чтобы она жила среди вегов, — напомнила я о позитивных установках.
Элена задумчиво кивнула.
— Я хочу изменить этот мир, хочу, чтобы у вегов появилась возможность противостоять хищникам. Ты знаешь, Лючия, они ведь сами страдают. Никто из хищников не видит в их образе жизни ничего хорошего. Я их не жалею, нет. Меньше всего они достойны жалости. Просто у меня много раз возникало ощущение, что что-то в их поведении противоестественно. Для начала я бы хотела с этим разобраться. А потом, может быть, помочь им и вам.
— Хорошо, — согласилась я и про себя добавила. — А я помогу тебе.
Летели недели. Иногда мне казалось, что все, произошедшее со мной, было просто ночным кошмаром. Странным, страшным кошмаром, который внезапно закончился, оставив мне в память крохотную зарождающуюся жизнь внутри меня.
Я каждый день подолгу рассматривала в зеркале собственное тело. Я уже чувствовала движения дочери внутри себя. Я никогда не видела ее, но любила малышку всеми фибрами моей души.
Лючия убедила меня в необходимости вернуться в школу. Сказать, что новые одноклассники приняли меня плохо, — не сказать ничего. Дети вегов в отличие от их родителей не умеют сдерживать чувств точно так же как и дети хищников. Никто не решался говорить мне в лицо все те гадости, которые шептали за моей спиной. Но во взглядах одноклассников я читала такое отвращение и пренебрежение ко мне и моему растущему животу, что я поняла: надолго в этом селение я не задержусь.
Каждый день на мой стул подкладывали кнопки, мне в еду то и дело подсыпали какую-то гадость, любой мой промах во время занятий обсуждался и высмеивался не только одноклассниками, но и учителями.
Однажды, когда я была уже на седьмом месяце беременности, местная выскочка, проходя мимо меня в тот момент, когда я завязываем шнурки, грубо бросила:
— Наберут в школу всяких отбросов. Гнать их и их отродье туда, откуда они вылезли.
Я не заметила, как мой локоть прижал к стене ее хрупкую шею. Краска сползла с лица наглой девочки. Да, на мне не было шипованной куртки, и мой живот лучше прочего доказывал, что я не в самой хорошей форме для драки, но к ней я была готова. Как и всегда. В отличие от заносчивой веги.
— Еще раз оскорбишь моего ребенка, я убью тебя. Поняла?
Шокированная девочка судорожно кивнула и торопливо скрылась из моего поля зрения. А во время следующего урока меня вызвали в кабинет директора и очень вежливо попросили повременить с занятиями на какое-то время.