— Черт побери, похоже на то, мастер Джон, что тебе нравится вкус песка!
Хэл развернул матроса и босой ногой пнул в спину так, что тот снова растянулся на пляже.
— Ты стал слишком умным и нахальным, мастер Хэл! — К ним подошел Большой Дэниел; он хмурился, а его голос звучал хрипло оттого, что он пытался скрыть восторг от представления, устроенного его учеником. — В следующий раз я дам тебе напарника покрепче. И постарайся, чтобы капитан не услышал твои богохульства, или тебе самому придется наглотаться белого песочка!
Хэл засмеялся, довольный явным одобрением Дэниела (пусть тот и старался его скрыть) и ободряющими криками других борцов, отошел к воде и зачерпнул ее, чтобы смыть с лица кровь.
«Иисус и Мария, до чего же ему нравится побеждать! — тихо усмехнулся ему вслед Дэниел. — Как ни старайся капитан Фрэнки, этого ему не сломить. Старый пес произвел на свет щенка своей же крови!»
— Как ты думаешь, сколько ему лет? — задумчиво спросила Катинка свою горничную.
— Понятия не имею, — чопорным тоном ответила Зельда. — Он просто ребенок.
Катинка с улыбкой покачала головой, вспоминая, как Хэл стоял на корме полубаркаса, совершенно нагой.
— Спроси у нашего черного сторожевого пса.
Зельда послушно обернулась и спросила по-английски:
— Сколько лет этому мальчику?
— Достаточно, чтобы она его захотела, — проворчал Эболи на своем языке.
Он изобразил на лице недоумение, сделав вид, что не понимает вопроса. В последние несколько дней, охраняя пленницу, Эболи внимательно присматривался к этой женщине с волосами цвета солнца. И давно уже заметил яркий, хищнический блеск в глубине удивительных фиолетовых глаз. Она наблюдала за юношей так, как мангуста наблюдает за пухлым цыпленком, и хотя склоняла голову с выражением невинности, распутные движения ее бедер под слоями яркого шелка юбок и кружев выдавали ее.
— Шлюха останется шлюхой независимо от цвета ее волос, и не важно, живет ли она в бедной хижине или в роскоши губернаторского дворца. — Глубокий звук голоса Эболи сопровождался резким щелканьем языка, характерным для речи его племени.
Зельда негодующе отвернулась от него.
— Глупое животное. Он ничего не понимает.
Хэл отошел от воды и направился к деревьям. Протянул руку к ветке, на которой висела сброшенная им рубашка. Волосы у него все еще оставались влажными, а обнаженные грудь и плечи покрылись розовыми пятнами от грубых столкновений во время борьбы. На щеке осталась полоска крови.
Подняв руку к рубашке, Хэл посмотрел в сторону. Его взгляд встретился с фиолетовыми глазами Катинки. До этого момента Хэл не замечал ее присутствия. В один миг все его самодовольство улетучилось, и он отступил назад, как будто она неожиданно ударила его. Лицо юноши густо покраснело, и краска стерла более светлые пятна, оставленные ударами противника.
Катинка дерзко уставилась на его обнаженную грудь. Хэл скрестил руки перед собой, как будто устыдившись.
— Ты была права, Зельда, — заявила Катинка, небрежно взмахнув рукой. — Просто неуклюжий ребенок, — добавила она на латыни, уверенная, что он поймет.
Хэл в отчаянии смотрел на нее, когда Катинка, подобрав юбку, в сопровождении Зельды и Эболи царственно отправилась по пляжу к ожидавшему ее полубаркасу.
В тот вечер, лежа на узкой койке, на комковатом соломенном тюфяке, Хэл услышал за переборкой звуки движения, тихие голоса и смех. И уже приподнялся на локте… но тут вспомнил оскорбление, брошенное ему так презрительно.
— Я вообще не стану больше думать о ней, — пообещал себе Хэл, снова опускаясь на тюфяк.
Он прижал ладони к ушам, чтобы заглушить музыкальный звук ее голоса. И в попытке выбросить Катинку из головы он начал тихо повторять катехизис ордена.
Но прошло еще много времени, пока усталость наконец позволила ему погрузиться в глубокий темный сон, лишенный сновидений.
В начале лагуны, почти в двух милях от того места, где стоял на якоре «Решительный», поток чистой воды пробивался по узкой расселине, чтобы смешаться с солоноватой водой внизу.
Два баркаса, медленно шедшие против течения к устью расщелины, спугнули с мелководья стайку водяных птиц. Те взлетели, издавая какофонию диких криков, кряканья и гогота, — два десятка разновидностей уток и гусей, не похожих на тех, каких путешественники знали на севере. Были здесь и вовсе диковинные птицы — с клювами странной формы или непропорционально длинными ногами, были и цапли, и кроншнепы, и белые цапли, не слишком похожие на английских, крупнее или с более ярким оперением. Небо потемнело от крыльев, и удивленные мужчины на минутку опустили весла, чтобы посмотреть на это разнообразие.