Он поспешил ее успокоить:
— Все твои опасения напрасны. Я люблю тебя такой, какая ты есть. Именно потому, что ты не похожа на этих женщин ни внешностью, ни одеждой, ни поведением, а что касается меня, то я вовсе не принадлежу к этому высшему обществу. Мое общество совсем другое, отнюдь не высшее.
— Значит, ты — рыба, выброшенная из воды? — попыталась угадать Пури.
— Тебе видна лишь внешняя оболочка. Ты ничего не знаешь о моем происхождении. Я ведь тоже сын простых крестьян. Натерпелся я в жизни немало. Чтобы иметь возможность учиться, пришлось пойти в услужение, а учился я только для того, чтобы выбраться из рабства. В войну был партизаном, воевал в горах. Судьба свела меня с такими вот прекрасными товарищами, как Тата Матьяс, Магат, профессор Сабио. После войны мы объединили силы, чтобы строить новую жизнь. Ну а остальное ты, кажется, уже знаешь. Вот и вся моя история, если коротко.
— Судя по тебе, никогда этого не скажешь. Значит, ты действительно очень изменился. Но мне незачем меняться, если я стану помогать тебе.
— Изменение — это основа современного бытия, — принялся доказывать Мандо. — И такие перемены только к лучшему. Когда я говорил, что тебе не надо меняться, я имел в виду твои природные качества. Но, например, кому может понравиться слабость, закрепощающая человека, или униженность… Или тщательность и трудолюбие, растрачиваемые на пустые занятия? С другой стороны, в городе можно научиться многому хорошему, получить полезные знания, которые способны сделать человека с добрыми задатками еще лучше, еще богаче?
Пури только было собралась что-то ответить, как в дверь просунулась голова Манг Симо, объявившего, что ужин подан.
В столовой Тата Матьяс и Пастор все еще продолжали обсуждать то, что они называли «болезнью страны».
— Надо вернуться к прошлому. Вот что надо, — уверенно заявил Тата Матьяс. — Помню еще мальчишкой, когда дьявол сбивал меня с дороги в лесу, то я перво-наперво выворачивал наизнанку свою одежду и возвращался по своим следам на то место, откуда начал путь. Как видите, иногда у мальчишки оказывается больше здравого смысла, чем у некоторых наших политиканов.
— А в нашей деревне думают по-другому, — рассудительно вставил Пастор. — Вообще-то вы верно говорите, но вот крестьяне считают, что нужно брать пример с буйвола, который рвет привязь и орудует рогами.
— Мешок, который ничем не наполнен, не может стоять, — прервал их беседу Мандо. — Давайте-ка лучше сядем за стол, там и поговорим.
Все прошли к столу.
Глав сорок пятая
Митинг на Пласа Миранда начался исполнением национального гимна. Люди на площади стояли плотной толпой, поэтому Мандо со спутниками пробирался к трибуне с большим трудом. Демонстрацию, которая должна была пройти по улицам города, а также перед зданием Конгресса и перед президентским дворцом, правительство не разрешило, а митинг приказало закончить не позже полуночи. Когда Мандо удалось наконец протиснуться к трибуне, Рубио только что начал свое вступительное слово. На трибуне, кроме Рубио, находились сенатор Маливанаг, Даной, Манг Томас, представители и руководители различных групп и союзов. С небывалым энтузиазмом он объявил, что на митинге присутствуют тысячи людей самого различного социального положения, заинтересованные в улучшении условий жизни. Они собрались здесь, чтобы сообща потребовать от правительства и промышленников немедленных действий, направленных на облегчение положения трудящихся. Если же их требования не будут удовлетворены, они объявят всеобщую забастовку.
— Некоторым выгодно объяснять бедственное положение маленького человека провидением господним, — уверенно и страстно продолжал Рубио. — Все это дело рук кучки людей, забывших, что такое честь, что такое совесть! Но люди эти пользуются властью. Они делают погоду в политике, потому что у них есть деньги. В нашем нынешнем бедственном положении целиком и полностью повинны эти хищники!
Рубио говорил просто и доходчиво. На трибуне он выглядел скорее не профсоюзным лидером, а боксером, умело наносящим противнику разящие удары.
— Я еще раз повторяю, что безудержное взвинчивание цен на товары — это еще один способ обогащения тех же самых людей. Чего же мы требуем? Мы требуем права жить по-человечески! Мы хотим зарабатывать себе на жизнь и иметь возможность есть три раза в день. Это не так уж много. Но даже этого мы пока не можем добиться. Государственным руководителям нет до нас никакого дела! Те же, у кого денег куры не клюют, пекутся только о том, чтобы их было еще больше. А что же нам остается делать? Скажите! Не пора ли нам самим позаботиться о своей судьбе? Так давайте же объявим забастовку. Все, как один, поднимемся на борьбу!