— У вас, у плебеев, всегда так, — высокомерно начала она. — В вас говорит преимущественно зависть. Вы завидуете всему. Неграмотный крестьянин ненавидит тех, у кого есть образование. К тому же он нищ, а поэтому и завидует всем, у кого что-то есть. А вы прекрасно знаете, что уравнять всех людей на земле невозможно.
Манера разговаривать и сами рассуждения Долли живо напомнили Пури дона Сегундо, только тот еще имел обыкновение топать при этом ногами. На какое-то мгновение очарование Долли совершенно исчезло, перед сельской девушкой предстала во всей своей неприглядности злая фурия. Ей не хотелось больше разговаривать с дочкой Монтеро, но неправильно было и окончить на этом разговор.
— Почему это мы должны завидовать вам? Чему завидовать? — стараясь держаться спокойно, ответила Пури. — Вашей жадности, вашей грубости? Тому, что вы тратите время и деньги на совершенно бесполезные вещи?.. Да, мы бедны, но мы бедны потому, что нас эксплуатируют, из нас пьют соки такие, как вы. Но мы счастливы, невзирая на бедность. А вы в дорогих своих платьях и в бриллиантовых украшениях живете без всякой радости. Вам не купить нашей радости за все ваши деньги. И вы еще говорите, что мы вам завидуем! Да мы никогда не променяем нашей чистой жизни в деревне на блеск и мишуру вашего лживого общества!
— Ты видишь во всем одни недостатки, ты не способна понять хорошего, — взвизгнула Долли. — Мы многое делаем — в благотворительных целях, для общественного блага и здоровья. Впрочем, для таких дур, как ты, это ровным счетом ничего не значит…
— Не смей меня оскорблять! — Пури в порыве гнева непроизвольно запахнулась на свою противницу.
Долли отпрянула. «Действительно, с этими деревенскими совершенно невозможно разговаривать, — промелькнуло у нее в уме. — Все они крикуны и насильники. Тем более эта девчонка, истинная дочка своего отца, не зря папа выгнал его с асьенды за неблаговидное поведение. Где это видано, чтобы управляющий был заодно с лодырями и невеждами арендаторами да батраками. И во время войны он явно не держал сторону властей, а помогал всяким там бандитам, которые, верно, и по сию пору обитают в лесу». Долли бросила испепеляющий взгляд на Пури и, не говоря ни слова, направилась к выходу. В дверях она столкнулась с Мандо.
— Ты уже уходишь? — спросил он, недоумевая по поводу взбудораженного вида Долли.
Долли молча отстранила его и пошла к лестнице. Пури повернулась к двери и вопросительно глядела на Мандо.
Глава сорок восьмая
Мандо справился с минутным замешательством и, сделав знак Пури оставаться на месте, побежал догонять Долли. Он настиг ее внизу, у самого выхода.
— Долли, минутку!
Долли остановилась. Ее лицо выражало крайнее раздражение. Она чувствовала себя оскорбленной до глубины души невниманием Мандо и полным отсутствием уважения со стороны этой Пури.
— Будь добра, потерпи немного, — умоляюще произнес Мандо.
— Это все, что ты хотел мне сказать?
— Я признаю, что был не очень вежлив с тобой, но, понимаешь, исключительно важное дело тут…
— Да, конечно, дело твоей распрекрасной кузины важнее всего на свете. — Она сделала особое ударение на слове «кузина».
— Я приду к тебе сегодня вечером.
— Не стоит утруждать себя, ты ведь так занят, — ехидно заметила Долли, когда они остановились у машины.
— Так, значит, до вечера, Дол? — снова повторил Мандо, когда она уже взялась за руль.
— Меня дома не будет. Прощай! — И спортивная машина стремительно сорвалась с места.
Вернувшись в кабинет, Мандо решил объяснить Пури все относительно Долли.
— Это была Долли, дочка дона Сегундо Монтеро.
— Да, мы с ней поговорили, — ответила Пури и добавила: — Она, кажется, не в духе.
— Она пришла пригласить меня пообедать, но, как ты понимаешь, мне совсем не до обеда.
— Я думаю, что она больше разозлилась на меня, а не на тебя.