— Ну, теперь тебе, Мандо, нельзя появляться на улице без телохранителей, — полушутя-полусерьезно сказал ему сенатор Маливанаг.
Следующей сенсационной публикацией оказалась статья о зверской расправе над беззащитными крестьянами на асьенде Монтеро. Одновременно печатались материалы о причинах бедственного положения арендаторов Монтеро. Затем в газете появилось письмо, подписанное Пастором и Даноем, в котором они обвиняли помещика и его приспешников в организации бесчинств, а власти — в потворствовании наглому беззаконию и преступлениям.
«Мы хотим, чтобы наш голос услышали все, — говорилось в письме, —
потому что мы — плоть от плоти того самого большинства, которое обирают, эксплуатируют, бьют, бросают в тюрьмы, над которым измываются, того большинства, которое обвиняют во всех смертных грехах только потому, что оно состоит из истинных патриотов страны, которым дороги свободы, записанные в нашей конституции. Во имя этих свобод мы пойдем на еще большие страдания, если это потребуется. Слезы и мучения наших жен и детей не ослабят нашей решимости бороться, они придают нам еще больше смелости, еще больше упорства. Мы будем идти по этому пути с высоко поднятой головой до самого конца, пока наша родина не станет действительно свободной и цветущей и пока свободой и различными благами не смогут пользоваться все филиппинские граждане. За это мы боремся сейчас. За это будут бороться грядущие поколения наших соотечественников».
На этот раз голос крестьян из асьенды Монтеро услышали миллионы людей во всех уголках страны. «Кампилан» превратился в самое популярное на Филиппинах издание.
Глава пятьдесят восьмая
Только что взошла молодая луна. Небо в россыпях алмазов навевало радостное настроение. Мандо не спеша вел машину, раздумывая о предстоящей встрече с Пури. Она по-прежнему жила в общежитии Университета Свободы. Он знал, что Пури ждет его. Они не виделись уже более недели, хотя Мандо постоянно звонил ей по телефону. Пури встретила его в холле для гостей. На ней было белое платье с голубой отделкой, прекрасно оттенявшее ее смуглую кожу. Мандо поразила не красота девушки, хотя она никогда не оставляла его равнодушным, а какая-то удивительная свежесть. Они отыскали уютный уголок и опустились в удобные кресла. В холле царила непринужденная атмосфера. Слышался мерный тихий говор, изредка прерываемый негромким смехом…
— Мне кажется, тебе здесь хорошо, — сказал Мандо.
— Почему ты так думаешь? — игриво спросила Пури.
— Потому что ты выглядишь отдохнувшей и еще более красивой, чем прежде.
— А что, я сильно изменилась? Мне все время кажется, что мой деревенский вид всем бросается в глаза.
— Нет-нет, ты красивее, чем они все здесь, вместе взятые, — с искренним восхищением проговорил Мандо.
Пури перехватила взгляд Мандо, и щеки ее зарделись. Она одарила молодого человека скромной и вместе с тем невыразимо обаятельной улыбкой.
— Что у тебя нового? — спросила она.
Но Мандо будто не слышал вопроса и продолжал неотрывно глядеть на девушку, любуясь ее необыкновенной красотой и снова невольно сравнивая ее с Долли. «Как непохожи они!»
— Так что нового, Мандо? — повторила свой вопрос девушка.
— На асьенде очень серьезное положение, — очнувшись, ответил он. — Думаю, что последует продолжение недавнего инцидента. Власти умывают руки, от губернатора и полицейских трудно ожидать справедливости. Нужно все довести до сведения президента, иначе не предотвратить нового кровопролития.
— Отец хочет вернуться домой… — с тревогой в голосе сказала Пури.
— Я же ему говорил, чтобы пока он даже не думал об этом. Их с Даноем ищут повсюду. Озверевшие охранники немедленно учинят над ними расправу.