Что-то разбудило меня, и я открыл глаза и насторожился, прислушиваясь. Где-то недалеко не то плакали, не то пели тонким детским голосом. Я осторожно поднялся и высунулся из окна. Тонкий прерывающийся голос бормотал: «…В гробах мало побыв, выходят и живут, как живые среди живых…» Послышалось всхлипывание. Издалека, словно комариный звон, доносилось: «Дрож-ка! Дрож-ка!» Жалобный голос произнес: «…Кровь с землей замешав, не поест…» Я подумал, что это пьяная Вузи плачет и причитает в своей комнате наверху, и позвал вполголоса: «Вузи!» Никто не отозвался. Тонкий голос выкрикнул: «Уйди от волос моих, уйди от мяса моего, уйди от костей моих!» – и я понял, кто это. Я перелез через подоконник, спрыгнул в траву и вошел в сад, прислушиваясь к всхлипываниям. Между деревьями показался свет, и скоро я наткнулся на гараж. Ворота были полуоткрыты, я заглянул внутрь. Там стоял огромный блестящий «опель». На монтажном столике горели две свечи. Пахло ароматическим бензином и горячим воском.
Под свечами на шведской скамейке сидел Лэн в белой до пяток рубашке и босиком, с толстой потрепанной книгой на коленях. Широко раскрытыми глазами он смотрел на меня, и лицо его было совсем белое и окаменевшее от ужаса.
– Ты что здесь делаешь? – громко спросил я и вошел.
Он молча смотрел на меня, затем начал дрожать. Я услышал, как стучат его зубы.
– Лэн, дружище, – сказал я. – Да ты, видно, не узнал меня. Это же я, Иван.
Он выронил книгу и спрятал руки под мышками. Как и сегодня утром, лицо его покрылось испариной. Я сел рядом с ним и обнял его за плечи. Он обессиленно привалился ко мне. Его всего трясло. Я посмотрел на книгу. Некий доктор Нэф осчастливил человечество «Введением в учение о некротических явлениях». Я пинком отбросил книгу под столик.
– Чья это машина? – спросил я громко.
– Ма… мамина…
– Отличный «форд».
– Это не «форд». Это «опель».
– А ведь верно, «опель»… Миль двести, наверное?
– Да…
– А где ты свечки достал?
– Купил.
– Да ну? Вот не знал, что в наше время продаются свечи. А у вас тут что, лампочка перегорела? Я, понимаешь, вышел в сад яблочко сорвать, гляжу, свет в гараже…
Он тесно придвинулся ко мне и сказал шепотом:
– Вы… Вы еще немножко не уходите.
– Ладно. А может, погасим свет и пойдем ко мне?
– Нет, туда нельзя.
– Куда нельзя?
– К вам. И в дом нельзя. – Он говорил с огромной убежденностью. – Еще долго нельзя. Пока не заснут.
– Кто?
– Они.
– Кто – они?
– Они. Слышите?
Я прислушался. Слышно было только, как шуршат ветки под ветром, да где-то далеко-далеко орут: «Дрож-ка! Дрож-ка!»
– Ничего особенного не слышу, – сказал я.
– Это потому, что вы не знаете. Вы здесь новичок, а новичков они не трогают.
– А кто же все-таки – они?
– Все они. Видели вы этого хмыря с пуговицами?
– Пети? Видел. А почему он хмырь? По-моему, вполне приличный человек…
Лэн вскочил.
– Пойдемте, – сказал он шепотом. – Я вам покажу. Только тихо.
Мы вышли из гаража, подкрались к дому и обогнули угол. Лэн все время держал меня за руку. Ладонь у него была холодная и мокрая.
– Вот, смотрите, – сказал Лэн.
Действительно, зрелище было страшненькое. На хозяйской веранде, просунув неестественно свернутую голову сквозь перила, лежал мой таможенник. Ртутный свет с улицы падал на его лицо, оно было синее, вспухшее, покрытое темными потеками. Сквозь полуоткрытые веки виднелись мутные, скошенные к переносице глаза. «Ходят между живыми, как живые, при свете дня, – бормотал Лэн, держась за меня обеими руками. – Кивают и улыбаются, но в ночи лица их белые, и кровь выступает на лицах…» Я подошел к веранде. Таможенник был в ночной пижаме. Он сипло дышал, от него пахло коньяком. На лице его была кровь, похоже было, что он упал мордой на битое стекло.
– Да он просто пьян, – сказал я громко. – Пьяный человек. Храпит. Очень противно.
Лэн помотал головой.
– Вы новичок, – прошептал он. – Вы ничего не видите. А я видел… – Его снова затрясло. – Их много пришло… Это она их привела… И принесли ее… Была луна… Они отпилили ей макушку… Она кричала, так кричала… А потом стали есть ложками… И она ела, и все смеялись, что она кричит и бьется…
– Кто? Кого?
– А потом завалили деревом и сожгли… И плясали у костра… А потом все зарыли в саду… Она за лопатой ездила на машине… Я все видел… Хотите, покажу, где зарыли?
– Вот что, приятель, – сказал я. – Пошли ко мне.
– Зачем?