— Это хорошо, — смущённо ответил парень.
Видок у него был ну уж очень помятый.
— Слушай! А не хочешь остаться здесь и служить лично мне? Ты вроде парень сообразительный.
— А этот злой распорядитель позволит? Не помню его имени.
— Виктор, — брезгливо напомнил я. — А у него нет выбора. Так что, если хочешь, можешь стать моим родовым слугой. Комнату тебе выделим, жалованьем не обделю. От тебя мне нужна лишь честность и преданность.
— Я не подведу вас! Это такая честь! Честно, я даже не мечтал.
— Ну и отлично! Готов к обряду? Хоть сейчас проведу.
— Готов! — задорно ответил парень, и на его лицо вернулся прежний румянец.
Мы проговорили короткие клятвы, и вокруг одного из пальцев Вани возникло крошечное облако. И через секунду на нём появилось кольцо рода. Гораздо проще, чем моё, без рубинов в глазах акулы.
— Вау! — обомлел Ваня.
А у меня перед глазами снова всё поплыло, я отключился.
И сознание уплыло далеко в океан.
Я снова стоял на дне, а надо мной был целый километр воды.
И вот вдалеке блеснули ярко-красные глаза акулы. А в голове раздался голос богини:
— Каждый, кого ты принимаешь в род, обязан служить и верить в меня.
— Так и будет. Ты ради этого нравоучения меня отключила? Сама же понимаешь, что мне нужны верные люди.
— Понимаю. Но впредь лучше думай, кого приводишь в мой род.
— Так с чем именно ты не согласна?
Да, я не собирался прогибаться даже перед богиней. Ну, такой я есть, если не играю роли, что поделать.
— С поспешностью твоего решения, — раздался в голове тяжёлый голос. — Право стать моим слугой нужно ещё заслужить.
Красные глаза в тёмной толще воды исчезли. Но я заметил, как Акула вильнула хвостом, уплывая от меня.
Море исчезло.
Сменилось забвением. Пустотой. Сном без сновидений.
Я проснулся, когда кто-то дёргал меня за плечо.
Нехотя раскрыл глаза.
— Вставай, звезда местного разлива! — сказал отец, стоящий у моей кровати.
— Кто меня на этот раз перенёс? — сонно спросил я.
— Слуги. Кстати! Какого демона ты принял в род парня, не посоветовавшись со мной? Решил наслать на себя гнев Акулы?
— А мне то было откуда знать?
Я сел на кровать и развёл руками. А потом добавил:
— Мне распорядитель клятву сказал, а больше ни о чём не предупреждал. Может он не в курсе, что у меня с памятью беда?
Отец шумно выдохнул, словно рассуждая сейчас дать не родимому сыну пиздюлей или лучше попозже.
— Впредь буду советоваться с тобой, — пообещал я.
— Уж изволь! Иначе отправлю тебя дежурить на какой-нибудь безлюдный мыс эдак на месяцок.
Я выставил руки в мирном жесте.
— Всё понял.
— Ладно, собирайся. От магического истощения тебя лекарь избавил. Но впредь старайся контролировать внутренний ресурс.
— А как это сделать?
— Эмм, обычно этому в академии учат. Но я попрошу Рената тебе объяснить. У него это лучше получится. Но только после заплыва.
— Какого ещё заплыва? — опешил я.
— К родовому артефакту. Ты и это забыл?
— Нет. Но я не думал, что мы к нему поплывём? Не на своих конечностях хоть?
— На своих, — усмехнулся отец.
А я лишь шумно выдохнул, перенимая его привычку.
— Так, вода же ледяная, — вспомнил я.
— Ты Акулин! Какая тебе разница? — грозно спросил отец.
— И в самом деле. Может, хоть гидрокостюм есть?
— Какой ещё гидрокостюм? — пристально посмотрел на меня отец.
— Ну нет, так нет, — пожал я плечами в попытках уйти от темы.
Вообще, надо разведать на каком уровне технологии этого мира. А то так ляпну ещё что-то, не подумав, и сдам себя со всеми акульими потрохами.
— Ты не съезжай с темы, — строго сказал отец.
— Я в книге читал, что есть такие костюмы для плавания в холодной воде. Чтоб яйца не замёрзли, — не удержался я.
— Ты Акулин, ничего с твоим… Эмм… достоинством не случится. Пошли, по факту всё поймёшь.
Я кивнул, встал, нашёл плавки, которых у моего предшественника была целая коллекция, и пошёл за отцом.
Перед выходом из дома он снял рубашку, штаны и ботинки, и положил их на диван в холле. Неужели отец всегда ходит в плавках?
Мы пошли к побережью. Без верхней одежды я за считаные секунды покрылся мурашками. А как подошли к воде, то у меня уже зубы стучали от холода.
— Акулы не чувствуют холода. Они спокойно выживают в воде температурой всего в двенадцать градусов. Кстати, сегодня именно такая, — усмехнулся отец.
— Ну я же человек, — сказал я, стуча зубами.