Выбрать главу

Убитый при этих словах кивнул, мол, он понял, что обозначает подобная наколка.

— Ну, что мы имеем? В одном месте собрались Мартин, Файза — славянка, которая одевается как восточная женщина и неизвестный… гость. Я не могу вам пересказать допрос. Всё-таки хоть это и начало истории, но её невозможно дальше вести без понимания, как наши герои докатились до жизни такой. Считайте весь расклад и трупы в придачу — затравкой, прологом. К тому же допрос закончился весьма быстро, без особой интриги — ответ вышел слишком очевидным. Если я вам сейчас слово в слово повторю допрос, вы ничего не поймете. Ну, а теперь, — Артём усмехнулся, — настала очередь той части, которую Олег слышал в больнице. Буду по возможности краток. Вы же знаете, что дальше?

— В общих чертах, — ответил Убитый. — Без подробностей.

— Хорошо, — кивнул Артём. — Будут вам подробности. Представьте малый провинциальный городок. Глухомань самая настоящая. Вокруг леса, озера, реки. Не заповедники, но всё же, почти курортная зона. У нас такое бывает, степь-степь, а потом пошло лесничество, дачи, какие-то ведомственные санатории по берегам рек. Короче, края, в которые пенсионеру мечтается уехать для спокойной жизни. Где хочется купить дом с грибами, ягодами и рыбалкой летом или для новогодних каникул — елок там, как в тайге. Постоянно жить в таких местах скучно, все про всех знают и кажется, что время там застыло и тормозит лет на десять…

Однажды на трассе областного значения остановился автомобиль. Дверь открылась, и на обочину вышел невысокий худощавый мужчина. Хоть в это июльское утро было жарко, одежда его была не по сезону. Рубашка с длинными рукавами и плотные брюки ткани бутылочного цвета. За спиной располагался плотно подогнанный туристический рюкзак. Коротко остриженную голову прикрывала выгоревшая, потрепанная, когда-то песочная, но сейчас почти белая панама. Раньше я рассказывал, как Денис медленно шел через лес по грунтовой дороге к своему дому. Главное для меня было не описание ностальгии человека, не его любование родными березками, дубками и елями. Наоборот, я хотел донести до слушателей безразличие и опустошение. Денис не шел, а брел, прихрамывая, механически переставляя ноги. Его глаза были пусты, сердце не билось чаще при виде знакомого поворота. Даже подойдя к калитке и взявшись за ручку, у него не екнуло внутри, улыбка не озарила лицо. Оно у него застыло, словно театральная маска отражающая крайнюю степень безразличия. Так домой возвращаются после похорон или тяжелой изматывающей работы.

Денис достал ключи и открыл замки. Первое, что он сделал после того, как обошел все два этажа и чердак, это остановился на кухне. Он достал из рюкзака бумажный пакет и в чайное блюдце вылил молока. Там же на стене у стола, за которым Денис обычно обедал, висела картина Александра Родченко. Вернее выполненный в красно-зеленых цветах рекламный плакат резиновых сосок. Так вот, рама была чуть скошена. Денис, заметив это, поправил картину и… улыбнулся. Впервые за весь день. Он пододвинул блюдце с молоком к стене, возле пустой дубовой бочки.

Нет, в доме у Дениса не было котов, крыс, ежей. Просто почти каждое утро плакат Родченко сдвигался. Поэтому хозяин, ставя рамку на место, наливал в блюдце свежего молока тому, кто так «шутил» в его доме…

Денис сидел на табурете в центре кухни. Взгляд затуманен, плечи опущены, лицо, наконец-то, потеплело. Один в пустом доме. Большие широкие комнаты — светлое прозрачное пространство. Сквозь открытые окна врывается птичий гомон, шум порывов ветра, знойный стрекот кузнечиков, жужжание пчел и шмелей… А он сидел молча и о чем-то думал. Улыбался, но вся его фигура, выражение лица, отрешенные глаза говорили об одном: он устал, и даже возвращение домой не может обрадовать, встряхнуть, словно он сейчас не находится в конце пути… Его дело, его жизнь продолжаются. Этот табурет, этот рюкзак, даже плакат на стене — это всё ещё тропа, по которой он ступает в данный момент.

Денис разделся догола, и второй раз обошел комнаты, уже не торопясь, всматриваясь — всё ли на месте, как он привык, совпадает ли реальность с тем образом, который сохранился в его памяти.

Разобрав рюкзак, хозяин вывалил все содержимое на пол гостиной. Что было чистое — некоторые вещи, техника, какие-то сувениры — это он сложил на диване, остальное оставил… Оставил на том самом месте, где через несколько месяцев будут горой лежать трупы…

Кстати, в комнатах царил полный порядок — за домом все эти годы приглядывал отец Дениса. Он знал о приезде сына, но не смог встретить — пришлось срочно ехать из города по делам. Не буду утомлять подробностями, только хочу обратить ваше внимание на одну деталь. Когда Денис пошел в душ, то раздевшись, застыл у большого на всю стену зеркала. Надо сказать, что хозяин имел густой до черноты загар. Кофейный оттенок только подчеркивал свежие ещё розовые шрамы, рассекавшие кожу по всей левой стороне тела. Порезы были короткими и длинными, словно кто-то параллельными ударами резал ножом его ногу и бок. В одном месте был пробел — без повреждений, но стоило Денису согнуть руку в локте и шрамысложились — штрихи в одинаковом направлении повторялись и на предплечье.

— Зебра, — пробурчал Денис, и в его голосе не было осуждения или какой-то печали. Просто констатация факта. Констатация факта…

Лечился он долго. На Кубе, у лучших специалистов по реабилитации после проникающих осколочных ранений. На острове не спрашивали кто ты, откуда раны. К тому же там для таких как Денис относительно безопасно… Что ещё? Думаю, этого для начала хватит.

Артём посмотрел вокруг. Лера накрылась одеялом с головой и вроде спала. Её сестра лежала рядом и внимательно слушала. Олег сидел за компом — что-то читал. «Моряк», Убитый и его девчонка молчали. Было видно, что история их заинтересовала. Артём подошел к столу, налил из чайника теплой воды в стакан и вернулся на место. Сделав пару глотков, продолжил:

— Первые три дня Денис сидел дома. Запасов хватало. Если говорить о еде и выпивке, то холодильник, морозильная камера были завалены всем необходимым на месяц вперед. Может, кто-то по возвращению с подобной командировки напивается, но не наш герой. Он к спиртному, в общем-то, был равнодушен. Единственное, что позволял — домашнее вишневое вино и всякие наливки, которые делал отец — в подвалебутылками занята целая полка. Алкоголь пил глоточками. Со льдом. Как какой-то европейский буржуа.

Что он ещё делал по приезду?.. Помимо прочего установил телеоборудование в кабинете — четыре панельных экрана, которыми обычно пользуются рекламщики для трансляций клипов в магазинах и холлах гостиниц. Денис подключил их к тюнеру — и вывел четыре новостных телеканала. Мелькали без звука: биржевые сводки, бегущая новостная строка, погода, говорящие что-то головы… Это помимо трех широких мониторов компьютера.

Вставал в девять. Как бы ни было больно, но каждое утро делал зарядку, выполняя упражнения, подготовленные для него тренером реабилитации с Кубы. Ел, читал новости, спал по часу после обеда, вечером гулял вокруг дома. Установил пару игр… Ложился за полночь. Мобильного телефона в доме не было — для связи Денис использовал скайп и форум какого-то сайта, посвященного ботанике, теплицам, и прочей подобной хренотени. Смотрел телевизор, вникая, что происходит вокруг, ведь там, где он жил, вернее, лечился последние месяцы, не было интернета. В общем, привыкал к домашней жизни, тихой спокойной, как простой отпускник, но… Чем бы он ни занимался: брел по дорожкам, гонял тачки в компьютере, готовил себе макароны по-флотски, сидел в теплой ванной… Если бы мы могли заглянуть в его черепушку, то узнали бы, что Денис чего-то ждет. Ждёт долго, терпеливо, как заключенный ожидает УДО. А вдруг? Вот с этим «а вдруг» он вставал и ложился. В остальное время старался занять себя, свои мозги, чтобы не думать, не ждать. Читал, смотрел фильмы, играл, изнурял себя гимнастикой, злился… Особенно, когда надо было сделать что-то такое, для чего нужна физическая сила. Воды принести, там, стремянку поставить, чтобы экраны поднять. Левая рука у него плохо гнулась, ступать не левую ногу было больно. Особенно по утрам. Это уже потом, после зарядки, прогулки, ежедневной суеты, когда связкам возвращалось эластичность и не так ныли раны, он забывал о ноющей боли.